Громов Александр Николаевич - Тысяча и один день (Тысяча и один день - 1)
*************************************************************************
Я прекрасно знаю, что «в реальности» Руслан Хабибуллин, иначе Тамерлан, уделал бы меня насмерть в три секунды. Конечно, если бы сумел догнать.
Публика этого не знает.
Социально нестабильная молодежь глупа – иначе не была бы социально нестабильной в нашем ухоженном мире.
читать дальше
В ответ Витус рычит и изрыгает. Если выполоть из его тирады брань и междометия и тем самым сократить ее на порядок, претензии Смертельного Удара сводятся к следующему: вокруг него сплошное махровое паскудство, а с Даниилом Брудастым по прозвищу Крокодил он еще побеседует, он ему еще припомнит! Скотина же: ведено выиграть – ну так и выигрывай, никаких возражений, а зачем всерьез-то увечить?
Витус, оказывается, не в курсе предстоящих перемен. Ему объясняют, он хлопает глазами и растерянно матерится. Что бы этот бугай ни говорил о тяжкой своей доле, даже он понимает, где кнут, а где пряник. Точнее, где кнут не так часто гуляет по спинам, а пряник иногда виден хотя бы издали.
Наконец, имеются латентные конспираторы – они пытаются создать дееспособную организацию, вообще не имея никакой программы, – главное, чтобы она была дееспособной к моменту, когда в мире что-то изменится, и сумела бы воспользоваться случаем.
Если речь не идет о смертной казни, то гораздо важнее, КТО наказывает, нежели ЧЕМ.
– Приходили тут… Я их погнал, надоели. Сижу вот, пялюсь незнамо зачем. Повеситься от такой жизни…
– Будешь вешаться – позови меня.
– Зачем? – настораживается Мика.
– Интересно. Посмотреть хочу, как ты при этой тяжести…
– Почему ты считаешь меня шкурой?! Ах вот он о чем.
– Никем я тебя не считаю, – поясняю я, пожимая плечами. – Просто обрисовал ситуацию, как она есть. Твой выбор, тебе выбирать между дерьмом и фекалиями.
Благополучное общество не обязано быть узко рационалистичным, оно может позволить себе известный гуманизм.
Смысл был предъявлен: настоящим,. единственным и высшим смыслом человеческого бытия является само существование человечества и продолжение его в потомстве. Неопределенно долгое продолжение. Вечное. Плевать на то, что средство подменило цель, – важен результат! Этот мир никогда не лопнет от натуги, не завалится сам собой, как валились вавилонские зиккураты из скверно обожженного кирпича, – он просто не станет тянуться к ненужным высотам и останется прочным и устойчивым.
До тех пор, пока его не толкнут извне.
И тогда его обитатели завопят дурными голосами о том, что никто, мол, не мог предвидеть этого толчка, и, ополоумев от страха, начнут спешно лепить стены ввысь в зыбкой надежде на то, что, когда здание рухнет, жители верхних этажей сумеют зацепиться за небо…
Проигрывает тот, кто забывает: под этими звездами нет ничего вечного, есть лишь долговременное.
Можно заставить эксменов прилежно трудиться, всю,жизнь выполнять нудную постылую работу, презираемую настоящими людьми, за несколько «полосатеньких» в конце месяца. Большинство из них можно даже убедить или заставить смириться с собственной неполноценностью и не пытаться прыгнуть выше головы. Можно разобщить их, вернее, не мешать им в этом естественном процессе, и умело сохранять безопасный для режима баланс между враждующими очагами подполья, чадящими впустую. Можно. Куда труднее заставить рваться в бой тех, для кого «свои» офицеры и адмиралы – более чужие, чем противник, ну и, понятно, воспламенить души пилотов ненавистью к врагу так, чтобы приказ положить животы за свой дом, свою планету не казался им несправедливой чрезмерной повинностью.
Нельзя. Невозможно. Немыслимо.
«Свобода или смерть» – это для одиночек.
Если уж непременно хочешь свихнуться, поддавшись обстановке, и впрямь к здравым мыслям не располагающей, – дело твое, но сходи с ума тихо и другим не мешай. Шиза – дело личное, интимное, а кто думает иначе, тем вскоре займется костоправ.
– Это самосуд! – визжит он.
– Вот именно.
– Я пойду в твое звено, – говорит он, – если ты еще не передумал…
– А не пожалеешь?
– До боя – нет, а в бою не успею, –
Ребенок бы справился. Конечно, мускулистый ребенок, способный шевелить пальцами при десяти «же»,
************************************************************************
Громов Александр Николаевич - Первый из могикан (Тысяча и один день - 2)
************************************************************************
Нет, свобода еще далеко не счастье, она только средство. Универсальное, надо сказать. Куда повернешь, туда и выстрелит. Кого прикроешь, того и защитит. И есть подозрение, что учиться обращаться с этим средством нужно с детства, а если начал с седой бороды, то обладать им, конечно, сможешь, и сохранить его сумеешь, если постараешься, а вот грамотно применить – только случайно.
Дядя Лева понимал, что о многих факторах он даже не догадывается. Зато он твердо знал главное: правду надо дозировать куда строже, чем ложь. Иной раз и невежество бывает во благо. Если все будут знать всё, жизнь на планете прекратится очень быстро и притом без всякого вмешательства со стороны.
Все на свете здания объединяет одно: они возводятся для борьбы со стихиями и законом всемирного тяготения, зловредно норовящим снивелировать земную поверхность.
Складывалось впечатление, будто городские власти не то столкнулись с небывалыми трудностями, неведомыми простым смертным, не то погрузились в тяжкие раздумья о тщете всего сущего, предоставив сущему вариться в собственном соку.
Из палок, которые ставили ей в колеса, можно было бы выстроить забор от Земли до Луны.
Неужели для того, чтобы предотвратить всеобщую катастрофу, непременно надо было устраивать катастрофу примерно тех же масштабов, только контролируемую?..
Глупо выбрасывать на помойку хороший инструмент только потому, что не умеешь держать его в руках.
Борьба с черным рынком отмечалась ежедневными победами и общим поражением.
За что я сразу полюбил конструкторов «Жанны д'Арк», так это за мощный радиолокатор дальнего действия. Пусть «Жанна» – рухлядь и катафалк, зато с хорошим обзором.
Авантюра хороша тогда, когда она тщательно продумана и обеспечена. И пусть буквоеды ехидно твердят, что в таком случае она не называется авантюрой, – дело не в терминах. Дело в пропасти между желаниями и возможностями.
Чтобы беречь охраняемую законом природу, надо как минимум быть охраняемым законами самому…