Ну скажите на милость, какой вор будет сдавать краденные на Рижском взморье вещи в рижский же ломбард, если за полдня можно сгонять в стольный Питер и сдать в тамошнюю скупку хоть крест от Александровской церкви?
читать дальшеУбить человека из «беретты» можно или точно зная, куда стрелять, или случайно.
«Покупайте только наши колготки, и можете не бояться бродячих собак – они такую гадость в пасть не возьмут…»
Все-таки удобно иметь завод прямо под окнами. И квартиру приличную я снял за полцены, и нет риска проспать на работу – гудок такой, что и мертвого подымет.
густо залил острым соусом (чтоб глаза мои на вас не глядели…)
Пуля, послужившая причиной смерти покойного
А нам что теперь прикажете делать? Опрашивать всех отъезжающих из империи: «Простите, это не у вас украли незаконно ввезенный в страну пистолет, которым на днях в Риге было совершено убийство?»
если у бандитов есть хоть капля мозгов (а у них, судя по всему, серого вещества гораздо больше одной капли)
Я купил за семь копеек два чебурека с лотка, над которым красовалась огромная вывеска «Кошерно» – почему-то не только по-еврейски, но и по-русски, хотя как раз русских это должно бы волновать меньше всего
Чебуреки кончились удивительно быстро
– Поезд из Двинска прибывает на четвертый путь второго перрона.
– Спасибо, – поблагодарил я девушку-диспечера на тот случай, если громкоговоритель оборудован еще и микрофоном, и отклеился от столба, который подпирал последние полчаса.
– Повторяю, поезд из Двинска прибывает на четвертый путь второго перрона.
– Уже прибыл, – сообщил я диспетчерше, наблюдая, как мимо меня проплывает туша почтового вагона.
Полицейское управление размещалось в массивном здании, вовсе не имевшем архитектурного стиля.
избавился от своей пижонской курточки. Под ней оказалась форменная рубашка. Одно из двух – или он полный идиот, или ему просто нечего надеть
На вокзале он замаскировался неплохо – так, что я его в толпе из четырех человек углядел с превеликим трудом, и это учитывая, что, как выражаются старые девы на выданье, он «мужчина видный».
экспертиза совершенно определенно подтвердила, что именно из этого пистолетика профессора фон Садовица уложили наповал.
– По-моему, для двадцать второго калибра это нетипично, – усомнился Щербаков.
– Это типично для попадания в голову
– Павел Петрович, ключи от сейфа не сдавали?
– От какого сейфа?
– Ну как это от какого? Естественно, от бухгалтерии. В каком еще сейфе в этом здании есть хоть что-то ценное?
Вот и верь, что скорость света наибольшая в природе Не-ет, быстрее слухов ничего не распространяется
У американцев, насколько я помню, самый популярный калибр вообще сорок пятый. В миллиметрах это около двенадцати. Точно у противотанкового ружья. Как из такого стреляют, ума не приложу. Спору нет, из такой дуры слона убить можно. Но и попасть из нее тоже можно исключительно в слона. Причем шагов с трех, не больше.
Драться я в детстве так толком и не научился. Зато потом меня научили голыми руками убивать. И научили хорошо. Так что мне теперь пулей человека остановить легче, чем руками. Руки так и тянутся к жизненно важным органам.
чистота – это роскошь бедняков
А может, мой спутник и вовсе атеист? Среди студентов это модно. Потом мальчики взрослеют и приходят к богу… Большинство. Остаток составляют люди, разочарованные жизнью, избалованные ею и – изредка – философы.
Полный банзай. Единственное, что отличало этот текст от японского, так это то, что напечатан он был кириллицей.
У нас же полкурса – это будущие светила адвокатуры. Их не то что под пули подставлять нельзя, им оружие в руки давать опасно. И для них, и для окружающих.
Если «решка» выпадает три раза подряд – это случайность. Если двенадцать – что-то не в порядке с монетой.
Поймать бы владельца этой фабрики да засадить на дальнее зимовье в тайгу, а эти пельмени ему – вместо всех припасов. Правда, расценить это могут как убийство при отягощающих да еще с особой жестокостью.
Вилла мосье Гаспара. Неприступная… для обожравшейся курицы.
поспорил сам с собой на рубль. Само собой, выиграл.
Как и следовало предполагать, элефон зазвонил именно в тот момент, когда эльфийский царь посылал главного героя добывать недостижимую материнскую ртуть в надежде, что тот на многотрудном пути сломит себе упрямую шею и не станет более домогаться эльфийского гражданства.
согласитесь, приятно войти в историю спасителем Отечества, даже если история пишется для служебного пользования.
– Послушайте, Сергей… ээ, Александрович…
– Да зовите просто Сергеем. Мне еще не двести.
Если бы профессор открыл не просто важную, а даже мало-мальски важную вещь, он бы немедленно раззвонил об этом как минимум на всю академию.
– Точно?
– Чистым русским языком по-аглицки написано.
работник следственных органов обязан не доверять любым совпадениям, даже если ему предъявят справку от всевышнего, заверенную Эйнштейном.
Надзиравший за библиотекой старый латыш с первого же взгляда показался мне редкостным стервецом. К сожалению, я не ошибся.
– А потом?
– А потом, – ухмыльнулся Заброцкий, – я исполню свою давнюю мечту.
Я вопросительно поднял брови.
– Достану какую-нибудь университетскую шишку, пользуясь служебным положением, – объяснил мой напарник.
трудно исполнить плохо – такова уж особенность гениальных произведений
Девушка разглядывала меня без гнева, но с тем особенным любопытством, на которое способны только женщины и ученые. Последние так разглядывают пакостных гадов большой научной ценности в формалине, а первые – малознакомых мужчин.
– Может, помните – в конце прошлого века была мода революции устраивать?
«сказ о том, как студент-химик хлорацетон получал»
Так и хочется побыстрее выпрыгнуть, пока самолет в воздухе не развалился.
Корова языком слизнула или турки сперли?
Как говорит штабс-капитан Медведко, «напрягите ваши разведывательные способности». Тем более что наш второй батальон ориентирован на разведку – в отличие от первого, которому положено изничтожать то, что мы найдем.
Глухой слышал, что слепой видел, как немой говорил.
Допустим, десант – это отдельная песня. Лебединая. У них на каждую рязанскую морду столько вооружения навешано – танки с дороги разбегаются.
Правда, командование допускает, что «Харламов» мы можем и не найти, а с американским «Фордом» не справимся. Поэтому потренируйтесь-ка, парни, в марш-бросках. По гаоляну. Этот гаолян уже всех за… Я теперь понял, зачем китайцам столько огнеметных танков, – они ими дороги сквозь гаолян прокладывают.
И вообще, на кой черт нас всех тут держат? Китайцам мощь российскую демонстрировать? Пока мы только обычный российский бардак демонстрируем.
Бред какой-то. Либо у кого-то наверху крыша окончательно поехала, либо все это гениальная стратегическая комбинация. Впрочем, большинство гениальных стратегических комбинаций – это дикая авантюра, прошедшая по невероятной халяве.
Может, вы мне еще что-нибудь интересное расскажете, из числа того, о чем простые граждане вроде вас давно уже осведомлены, и только мы да контрразведка продолжаем пребывать в тягостном неведении.
Вроде жив. Ну, теперь главное – приземлиться нормально. Лучше всего, конечно, присугробиться.
Проглядеть такую армию вторжения – это, господа, надо суметь.
В егерской же среде бытовало мнение, что все штабы делятся на два типа – наши и вражеские. Вражеские штабы уничтожать можно, а свои, к сожалению, нет. Все остальные деления надуманы – идиоты одинаковы; что там, что здесь.
– Интересно, – заметил я, когда дверь за подполковником закрылась, – мы его увидим до того, как он выйдет в отставку, или нет?
– Обнадеживает, – задумчиво произнес Щербаков, – что он оставил нас рядом со своим письменным столом. Штабной офицер без стола – это, я бы сказал, нонсенс. Так что шансы на его возвращение довольно велики.
Сейчас принесут, что мы там заказали, и можно будет вплотную заняться работой… челюстями.
– И что делает по этому поводу Интеллидженс сервис? – поинтересовался он. – Шторм уже допросили?
– Не успели, – ответил я ему в тон. – Тот скрылся в неизвестном направлении.
Родился, приехал, получил орден, упал, поднялся, стал президентом, погиб, получил медаль, умер. А теперь подробно. Фунт растет, франк падает, марка держится. В Мексике разбился вертолет, в Голландской Индонезии пропал корабль (и неудивительно – с тамошних инсургентов станется, эти и самолет в полете украдут).
Окно в Европы, черти бы их взяли. И сидеть в этом окне холодно, мокро, и ветер постоянно насквозь продувает.
Подать, что ли, рапорт на перевод в Туркестан? Там тепло, там змеи. Они вкусные.
Четыре абзаца, полные выражений вроде «аппаратура двойного назначения», «может быть использована в самых различных областях», аналитический ум фон дер Бакена свел к одной-единственной фразе. «Не имеем ни малейшего представления, на кой черт это нужно».
Тщательный обыск подарил мне пачку сухариков (потерянную месяц назад) и пару сосисок, которые я после недолгого раздумья решил считать условно-съедобными.
Говоря о честности фон дер Бакена, я имел в виду лишь то, что второй человек в охранке не лгал без нужды и веского основания. Знавал я таких офицеров. Их не любят, но уважают солдаты. Они могут без колебаний послать тебя на смерть, но никогда не станут приукрашивать приказ красивыми словесами и врать, что у тебя есть шанс вернуться.
– Зачем нам в Вашингтон?! – взвыл я, совершенно сбитый с толку.
– Кто был царь Авгий, помните? – поинтересовался Щербаков вместо ответа.
– Помню, – ответил я и запоздало сообразил: – Нас посылают убирать навоз?
– Почти, – кивнул Щербаков.
– Интересно… – Я проводил взглядом проехавший мимо лимузин. – Эта штука еще ездит или уже летает?
Вопрос был не такой уж риторический, если принять во внимание, что лимузин был раза в полтора длиннее, чем легкий самолет вроде нашей «Молнии» или английского «Кузнечика». А автомобильная стоянка походила размерами на взлетное поле.
«Ах вот оно что», – догадался я. Он просто первый раз в жизни видит тайных агентов, в открытую признающихся, что они – тайные агенты. И, как всякий чиновник, подозревает в этой несуразности какой-то подвох для себя лично.
– Он хоть по русски-то говорить будет? – спросил Сергей, которому, очевидно, пришла в голову похожая мысль.
– Говорить будет, – не очень уверенно пообещал Ворожин. – А вот насколько хорошо – это вам, господа, предстоит выяснять самим.
Золотые волосы, голубые глаза, строгий деловой костюм. «Глазами смотреть, Руками не трогать»
Америка – страна консервативная настолько, что наши ретрограды сошли бы тут за опасных радикалов.
Я с подозрением уставился на приткнувшийся к обочине автомобиль. К сверхдлинным американским лимузинам я уже успел немного привыкнуть. К деловым авто – тоже. Но американскую малолитражку видел впервые.
Больше всего это чудо техники напоминало мне больную мышь – размерами, цветом и, кажется, даже запахом. На ум сразу пришла старая шутка про собаку, которая ловит машины и закапывает на газоне. Взрослый сенбернар утащил бы этот автомобильчик в зубах, не особо напрягаясь.
– Знаете, – не выдержал я, – если мой товарищ не будет против, будьте так добры, называйте нас по именам. А то мы уйму времени убьем, вежливость рассусоливая.
- Кстати, вы знаете, что ордер на арест господина Стилмана до сих пор не отменен?
– Но он же умер двадцать пять лет назад! – воскликнула я.
– Вот именно
"Банк «Искариот» напоминает: «Тридцать сребреников – это всегда тридцать сребреников»
Избранное мною для показательного обеда место не было самым дорогим рестораном Вашингтона – оно лишь успешно соревновалось за это звание еще с тремя подобными заведениями. Полицейский офицер вроде меня мог позволить себе выпить здесь одну крохотную чашечку кофе, только получив перед этим жалованье за три месяца вперед.
– «Атаман Ермак», – Заброцкий с трудом выцеживал каждое слово. – Покоритель Сибири. Машина, которую покупают только зажиточные крестьяне из хуторских. Раз в месяц они загружают в нее все пятнадцать душ своего семейства и отправляются в ближайший город, верст этак за сотню. По городу на ЭТОМ не ездят!
– Почему?
– А вы когда-нибудь пробовали зайти в этот ресторан в болотных сапогах?
Сиживал я в тех местах, куда наша интеллигенция заглядывать любит, куда без томика Ахматовой просто-таки шагнуть боязно, но там другое. Там, простите за нерусское слово, снобизм, а здесь…
– Беззаконие на защите закона? – усмехнулась Кейт. – Это не срабатывает.
– Беззащитный закон тем более не срабатывает
– Простите… – прошептал он по-французски, – Сергей, у вас опыт побольше – этого действительно должно быть так мало?
– Отнюдь, – ответил я на том же языке и, поглядев на собственную микроскопическую порцию, добавил: – Думаю, это и называется «местный колорит».
а что, у вас тут так тяжело найти гостиницу?
– Гостиницу – просто, – Кейт страдальчески усмехнулась. – Номер – сложно.
– Я придумал, – съязвил Заброцкий в пространство. – Давайте разобьем витрину.
– Зачем? – возмутилась Кейт.
– Тогда нас хочешь не хочешь, а заберут в полицию и на ночь посадят в камеру, – объяснил безжалостный Андрей. – Там есть койки и одеяла. А утром придет дипломат из посольства, и нас выпустят с извинениями.
– Идея радикально эффективная
Под потолком тускло светилась лампочка, стыдливо прикрытая изумительного уродства абажурчиком. Обои выцвели от старости.
Но час был такой поздний, что обсуждение этого вопроса я решил отложить на утро. Или в долгий ящик.
Пожалуй, так отвратно я не просыпался с тех пор, как однажды умудрился уснуть на куче щебенки. Нас тогда натаскивали на бой в городских условиях, а полигоном служила территория заброшенного завода – десятин этак надцать. Выглядело это действительно здорово – руины цехов, корпуса с пустыми глазницами окон, колодцы, в которых запросто можно разместить шахтную ПОР – по крайней мере, камни, которые мы туда кидали, исчезали совершенно беззвучно, – зловонные лужи, торчащая отовсюду ржавая арматура, в общем, совершенно постапокалиптический пейзаж. Словно по этой местности хорошо прошлись ОМП, не одним видом и не один раз.
– А что есть? – в лучших традициях Винни Пуха осведомился я.
– Ну, бекон… – Кейт распахнула дверцы шкафчика и озадаченно замерла.
– И бекон, – закончил я, глядя на покрытые пылью полки.
Он мне как… двоюродный побратим, что ли?
Вот только войны не хватает мне для полного счастья. Скоро выпускной. Последний год тихих измывательств, а потом я получу наконец степень магистра юриспруденции. И только война сможет мне помешать. Ничто другое. Вот там, сверху, и решили специально ради меня устроить маленький такой вооруженный конфликтик, мегатонн на триста.
Против кого дружим, господа?
Такой порядок, – завершила она тоном, долженствующим означать: «И не суйтесь в наш монастырь со своим уставом».
Я осекся, медленно отодрал от пола правый ботинок и с подозрением уставился на подошву Кейт вздохнула.
– Это всего лишь бубль-гум, резинка для жевания.
– Я догадался, что не противопехотная мина
узрел две двери, украшенные, в отличие от прочих, не номерами, а медными буквами М и F, видимо, аналогичных славянским «мыслите» и «живете». Или, для особо тупых, «эм» и «жо».
– Полнее!
– Уссурийский уезд, Уссурийская губерния, Российская Империя. – Я поколебался, не сообщить ли чиновнику, что дело было на планете Земля, но раздумал.
– Гражданином какой страны являетесь?
– Подданный Российской Империи. – Я все-таки не удержался: – Как явствует из моего паспорта.
Чиновник оторвался от листа и строго взглянул на меня,
– Дойдет дело и до паспорта
– Нет! – категорично заявила Кейт. – Наши чиновники взяток не берут!
– Да! – как можно более недоверчиво переспросил я. – А вы давать пробовали?
– Боюсь, Андрей, – вздохнул Щербаков, – в данном случае офицер Тернер права. Мы имеем дело с разновидностью идеализма, каковая иногда встречается и у нас.
– «Я взяток не беру, Абдулла»? – изобразил я верещагинский тембр. – Так, что ли?
– Хуже. Ему не за державу обидно. Ему важен сам процесс.
Следующие пятнадцать минут выпали из моей памяти напрочь. Я отвечал на вопросы абсолютно механически, сосредоточившись на одной-единственной мысли – не заснуть, не заснуть, не заснуть… НЕ убить эту тварь!
– Сергей, я все понял! – прошептал я, глядя на него просветленными, как артиллерийская оптика, глазами. – Это не издевательство, нет! Помните – тактика ведения допроса первой степени: многочисленными, многократно повторяемыми вопросами заставить допрашиваемого… А я – то, дурак, еще думал, что при хорошей легенде такая тактика неэффективна. Да ей любого шпиона можно расколоть и любого нормального с ума свести!
– А что, бывают законные пороки? – Заброцкий фыркнул. – У нас такое называют времяпрепровождением.
– Скажите, – робко спросила я, пытаясь реанимировать беседу, – давно хотела узнать, зачем водку наливают в самовар?
Заброцкий поперхнулся.
– Куда?!
– Это делают зимой, – невозмутимо объяснил Щербаков, отправив в рот расчлененные остатки бургера. – И не наливают, а складывают. Дело в том. что зимой в России все, в том числе и водка, замерзает, поэтому покупатель получает ее в виде куска льда, который, придя домой, растапливает… в самоваре.
Я переводила взгляд с одного русского на другого, медленно осознавая, что надо мной в очередной раз подшутили. Нет, все же надо будет их пристрелить. При следующей же выходке. Потому что долго сердиться на этих клоунов невозможно.
Как гордо гласила табличка, здание было заложено в 1946 году, но о дате завершения строительства там умалчивалось – полагаю, вполне благоразумно, потому что длилась стройка не один год, если судить по разнобою архитектурных стилей.
Как у них говорят – «почем фунт лиха»? Я им сейчас устрою торговлю лихом вразвес.
две разбитные девахи в клетчатых рубашках и мужских штанах тихонько распевали что-то из местной эстрады. Я подумал, не оставить ли их щебетать – мне лучше засыпается под музыку, потом решительно выключил аппарат. «Еще кошмары привидятся»,
Такого столпотворения я не видел за всю свою жизнь – и, дай бог, больше не увижу. Сотни, нет, тысячи машин – и все они носились так, словно в полдень должен был наступить конец света, а тех, кто не успеет к этому сроку закончить все земные дела, расстреляют в полдвенадцатого.
– Люблю, знаете ли, коллекционировать начальственные автографы. И потом, долгими зимними вечерами…
– Растапливать ими камин
у настоящего бюрократа на любую, самую убедительную бумагу найдется на меньше двух дюжин пунктов, статей и параграфов, чтобы это бумагу почти что по закону проигнорировать
у нас как-то не принято работать за едой. Наши уж скорее стали бы есть за работой, то есть, простите, вместо работы
– Ты повестку получила?
– Да.
– И что тебе на призывном пункте сказали?
– Чтоб не путалась под ногами
учреждение с фальшивыми окнами. Ставлю месячный оклад, что за стеклом – даже не кирпичная кладка, а броневая сталь.
спасибо за прямой ответ. Вы первый чиновник в США, который отказал нам сразу, не гоняя по инстанциям.
Первый документ представлял собой кожаную книжицу, украшенную изображением одноглавой когтистой курицы То есть американский паспорт.
– Вы не поверите, Сергей, что со мной случилось! – провозгласил он с порога.
– В этой стране я не поверю, только если вы скажете, что вам что-нибудь разрешили
Дальше я смотрел уже с блокнотом и карандашом, К тому моменту, когда героине угрожала не то смерть, не то бесчестье (я так и не разобрался, что именно – очень уж быстро болтали актеры, кроме того, дикцию им отродясь не ставили) в лапах краснокожих, число трупов перевалило за сотню и продолжало расти, как бамбук по весне. Я начал понимать, почему Дикий Запад всегда изображают таким безлюдным местом.
– А вот с едой – это они, конечно, зря. Я понимаю, что стандартный армейский рацион – это конина с крольчатиной, пятьдесят на пятьдесят, но все же…
– Как-как?
– Ну, как же, стандартная пропорция – пятьдесят на пятьдесят. Одна лошадь, один кролик.
Я не знал, как сказать по-английски «не юродствуйте», так что пришлось обходиться моим скромным словарным запасом.
– Понимаете, господа, примерно полгода назад я хотел сменить работу.
– А у вас это запрещено? – не сдержался Заброцкий.
– Нет, нет! – замахал руками Дженнингс. – Просто… если бы узнало начальство, меня бы так и так выжили.
фирма эта фиктивная, как председатель акционерного общества по переработке дураков
У наших чиновников частное лицо часто путается с общественным
– А как сенатор мистер Аттенборо способен устроить вам и вашей стране много мелких… «неприятностей» – будет правильно?
– Если я вас верно понял, точней сказать «пакостей», – поправил я.
– А что, у вас в России так не бывает?
– Бывает, – признался Андрей. – Но у нас все уже привыкли.
– А мы с этим боремся, – ответила Кейт. – Но безуспешно.
– Пойдемте, – я тоже поднялся. – Вы, Кейт, так и не сказали – куда?
– В парикмахерскую, – объяснила Кейт. – Вы же не позволите, чтобы дама пошла с вами на прием к сенатору с этаким вороньим гнездом на голове?
– Помилуйте, Кейт, какое гнездо, – шебурхнулся было я, однако американка безжалостно перебила:
– Что вам, правительственных денег жалко? Давайте-давайте. Пошли.
В лифте меня трясло все два с половиной этажа, что мы ехали. А на выходе вдруг отпустило. Не потому, что на меня снизошла благодать, а потому, что страх мой перешел в ту фазу, когда его не ощущаешь.
Потом я заметил стол. На этом столе можно было играть не в пинг-понг, а в футбол – и я клянусь, по краям осталось бы место для беговой дорожки!
– Итак, что вам будет угодно? – произнес я тоном, не оставляющим сомнения, что это не мы тратим время сенатора, а он – наше.
– Блюз – это когда хорошему человеку плохо, – объяснила я. – Мне сейчас очень плохо.
– Почему? – не понял Анджей.
– Я предвкушаю завершение своей беспорочной службы.
– Почему? Я объяснила.
– Ой, – суммировал мой рассказ Заброцкий.
– Три раза «ой», – парировала я.
– Иными словами, он покупает власть за совесть?
– Почему? – удивилась я
– Ну, если я не путаю, парламентариям положено голосовать по своим убеждениям.
– Есть и такие, но их очень мало, – ответила я устало. – Кроме того, страна у нас большая. Всегда можно найти кого-то, кто готов заплатить, чтобы ты голосовал так, как и без него собирался.
Когда мы вышли из ресторана, метрдотель проводил нас взглядом, полным сердечной ненависти.
– Федеральное бюро расследований! – внушительно произнес «капитан» и сделал паузу, видимо, удивленный тем, что мы не падаем в обморок.
– Извините, – я скорчил самую что ни на есть наивную рожу, на которую только был способен. – А документы у вас есть?
Вот теперь в обморок едва не свалился сам «капитан». Судя по всему, ему и в голову не могло прийти, что кто-то осмелится потребовать у него документы.
Во-вторых, они могли бы вообще ничего не делать. Это было бы как раз самое умное и единственно правильное решение. Но, судя по сенатору Аттенборо, нам это не грозило.
В комнату ворвался «белобрысый». Причем ворвался, как и все, что делали эти ребята, абсолютно безграмотно.
Любимая тренировка штабс-капитана Проценко. Берется манекен, наряженный в форму вероятного противника (сшитый гарнизонным портным по журнальной фотографии мундир «томми аткинса»). По карманам распихивается всякая мелочь, после чего берутся кухонные отходы – кишки и прочие внутренности, кровищи побольше, и чтобы выглядело поотвратнее. Затем заранее позеленевшему рядовому отдается приказ – обыскать труп. И не дай бог упустить разведывательно-важную пуговицу!
После десятка таких тренировок мне не составило никакого труда щеголять своей выдержкой в варшавских моргах, куда наш факультет таскали на экскурсии. А уж аккуратный покойник с одной-единственной пулевой дырой вызывал даже некоторую симпатию.
– Если ты, мразь, – пообещал я, – и дальше мне будешь заливать про ФБР, я из тебя беф-строганов сделаю. Знаешь, что такое беф-строганов? Это как бифштекс, только больнее.
– Это не беззаконие, – поправил я его. – Беззаконие – это то, чем занимаетесь вы. А мы воспринимаем ваши действия как враждебные. Да, право слово, какая тут может идти речь о законе?
– Пытать пленных запрещено международным правом! – выпалил «фэбээровец», и сам, кажется, изумился собственной смелости.
– Так вы не пленный, – объяснил я ему, – мы же со Штатами пока не воюем. Или уже не воюем, это как посмотреть.
– Господин Щербаков! – застонал он. – Мы же культурные люди!
– Люди, люди, – успокоил я его. – Вы никогда не думали о своей бессмертной душе?
– Полковник минитменов, – промямлил «фэбээровец». Похоже, он не вполне определился, кого боится больше – Андрея с его пыточным инструментарием или своего отсутствующего, но оттого не менее грозного начальства
– Андрей, у этого слизняка не было на столе чего-то вроде шпаргалки? – полюбопытствовал я. – Боюсь, на то, чтобы запомнить все вопросы, ему не хватит интеллекта.
– Сейчас пошарю, – бодро отозвался Андрей.
Просто кошмар какой-то. Я припомнила все страшные истории, которые рассказывали про сибирских егерей после Аляски. Тогда я считала, что все эти ужасы – обычный треп проигравших вояк, которые сочиняют небылицы исключительно для того, чтобы оправдать собственное поражение. Теперь же, повидав одного из этих егерей в деле, я решила, что истории эти, наоборот, сильно преуменьшены
– Постойте! – не выдержала я. – Вы что, серьезно собрались явиться ночью домой к сенатору Аттенборо, чтобы задать ему пару вопросов?
– Да, – подтвердил Щербаков. – А что вас так удивляет?
– Но ведь там будет охрана!
– Ну и что?
– Какая охрана? – переспросил одновременно с ним ухмыляющийся Заброцкий.
– А консервов у вас точно нет? – спросил Заброцкий, явно чтобы сменить тему.
– Нет, – отрезала я, поднимаясь. В голове кружилось что-то мутно-розовое.
– Жалко, – вздохнул Анджей. – А я бы из крышек сюрикэн нарезал.
– Кого? – изумилась я. Слово было определенно нерусское.
– Сюрикэн, – повторил Заброцкий. – Метательные звездочки. Японцы их придумали вместо метательных ножей.
Нет, я все-таки прирожденная неудачница. У всех парни как парни, а как мне, так достался маньяк-оружейник.
Когда Андрей и Кейт вышли из кухни, оба показались мне какими-то взъерошенными, но задавать лишних вопросов я не стал. Мало ли что там случилось. Может, мои спутники просто поругались. С кем не бывает. Хотя меня не оставляло подозрение, что я присутствую при зарождении урагана таких страстей, что Шекспир отравился бы от зависти.
– И как вы намерены туда попасть? – полюбопытствовала Кейт. – Проломить бампером главные ворота и перестрелять охрану?
– Ни в коем случае, – ответил я. – Мадемуазель, как вы думаете, на кладбище есть садовники?
Впрочем, живая изгородь может остановить только розового слоненка, да и то надувного.
И вряд ли по этой проволоке идет какой-нибудь убийственный вольтаж – тушки ежиков, знаете ли, тоже привлекают нездоровое внимание.
– Длинная палка, – ответил я очередным перлом штабса Проценко, – лучший друг сапера.
– М-м-да, – неопределенно промычал Щербаков, что, как я успел уже узнать, переводилось примерно: «В самом деле, вьюноша, вы не переусердствовали?»
– Возможно, я и переборщил
Ставить что-нибудь совсем уж сложное бессмысленно – во-первых, сложная техника ломается чаше, а многочисленные ложные тревоги вовсе не добавляют бодрости духа рядовым охранникам, а во-вторых, если сюда захочет пройти серьезная контора, то она пройдет при любом раскладе. Либо задавив местную электронику своей, либо… просто предъявив ордер у ворот. А то и роту автоматчиков. Пуля – она лучший документ.
– Вот и все, – нарочито небрежным тоном сообщил я. – По трем метрам охранного периметра можно проводить хоть орду Аттилы.
– К-как ты это сделал?
– Элементарно, дорогой мой Ватсон, – усмехнулся я – Дал взятку. Помнится, ты меня уверяла, что в Америке взяток не берут.
– Что?!
– Ну, сунул в датчики по двадцатке долларов, – пояснил я. – Ничего более подходящего под рукой не нашлось. Щербаков хихикнул.
– Тогда вперед, – скомандовал он.
– Объясните, пожалуйста…
– А смысл? – горько поинтересовался старикан. – Вы меня все равно убьете.
– Зачем? – возмутился Заброцкий. – Делать нам больше нечего!
– Мы не могли прочесть табличку, – виновато призналась Кейт. – Мы вошли в окно.
– Шпионам положено лезть в окно, – пробурчал Талбот. – Даже когда дверь, между прочим, открыта.
– Мужлан! – прошипела Кейт, однако глаза ее как-то нехорошо блеснули. – Похабник!
– Угу, – подтвердил Андрей. – Сибирский медведь, никакой культуры.
Ничто так не деморализует противника, как отсутствие сопротивления.
Чуть непривычная архитектура, и куры не ходят, а то запросто можно было бы вообразить, что перед нами какой-нибудь Гадюкин Заплюевской губернии.
– Обойдетесь без сахара! – заявила Кейт. – И вообще – много сладкого есть вредно.
– Милая Кейт, – ухмыльнулся я. – Открою вам по секрету страшную тайну – при той профессии, которую мы с вами столь неосмотрительно избрали, я меньше всего опасаюсь умереть от кариеса.
Торговать теплым пивом – это преступление.
На самом деле, взять штурмом полицейский участок в любой стране намного проще, чем, скажем, узел полевой связи. Ну, за исключением разве что какой-нибудь очень Южной Америки, где полицейский участок – железобетонная крепость с вооруженным до зубов гарнизоном численностью до батальона.
Стаффордский участок располагался в серой одноэтажной коробке, построенной, судя по всему, еще до войны – Мировой, а не Аляскинской. С тех пор здание подверглось паре косметических ремонтов, которые, однако, не смогли замаскировать тот факт, что подрядчик был отъявленным ворюгой. Прям как у нас.
– Вы хоть представляете себе…
– Откроешь рот – мозги вышибу.
Тип заткнулся.
– Живой, живой, – успокоил я. – Просто подремать прилег.
– При входе еще один, – сообщила Кейт.
– Живой?
– Ну, мы же не людоеды, – обиделся я. Щербаков устало вздохнул.
– Иногда я в этом сомневаюсь.
М-да, печальное зрелище. Основное вооружение стаффордской полиции составляли древние винчестеры, доставшиеся местным копам, судя по всему, в наследство от дедушек-ковбоев.
«запасайтесь, сволочи, гробами, щас стрелять буду».
Глушителя, который вообще-то входит в стандартный комплект поставки, к моему величайшему сожалению, в наличии не было. Наверно потому, что в Америке, как я припомнил, глушители считаются вещью насквозь незаконной и аморальной – в отличие от нашей великой и разгильдяйской, где они преспокойно числятся охотничьей принадлежностью.
три колымаги неопределенной марки и различной степени раздолбанности
– Мадемуазель Кейтлин Тернер, – четким командирским голосом произнес Заброцкий. – Я. Прошу. Вас. Стать. Моей. Женой.
– What?!
Очень уж это неожиданно у него вышло. Я просто ошалела. Выйти за этого… русского маньяка?! Дикого сибиряка с кучей каких-то подозрительных родственников?! Да ни за… За… ой, я бы еще и приплатила!
– Вы получите ее назад, – пообещал я, садясь за руль. – Или соответствующую компенсацию от государства.
Судя по их лицам, они сильно сомневались в возможности получить от великой американской державы что-либо дороже груды металлолома.
Прямо передо мной, словно в родной губернии, пер громадный «СМК» – германский автобус, название которого славяне расшифровывали очень просто – «свалка мусора на колесах».
По-моему, это называлось джаз. Современный. Хотя больше всего походило на большую лесопилку в разгар рабочего дня.
Этот городок я выбрал мишенью исключительно из-за названия. «Саранчовая долина» – это надо же поселиться в местечке с таким именем. Правда, ни саранчи, ни долины я не заметил. Ничем не приметный городишко.
«супермаркет», что, насколько я помнил, переводилось на язык родных кедров как «здоровенный базар»
похоже, в мозгах аборигенов мысль, что перемещаться можно без помощи колес, просто не укладывается.
Да и вообще, как можно гражданских к этому привлекать? Ну встретят они опасного преступника, ну положит он половину, вторая в ужасе разбежится – и что?
Бегут на самом деле не так уж редко. Добегают, правда, еще реже, а скорее и вовсе.
Например, что на тигра не ходят с дробовиками. И флажками от него не отгораживаются.
На тигра вообще лучше не ходить. Опасно!
когда привыкнешь, что твой дом – твоя крепость, осознание своей ошибки особенно болезненно.
– Вы никогда не задумывались о происхождении современной морали?
– Да нет, Сергей, как-то не задумывалась.
– Жаль. Меня это всегда интересовало.
– А что вы так нервничаете, Кейт? Вы со вчерашнего вечера на взводе.
– Вы соображаете, что говорите? За последние сутки я нарушила столько законов, сколько не изучила за четыре года в Окленде!
– Для пацифистки у вас очень военное мышление.
– Какое?!
– Военное. Это очень по-армейски – ставить устав, или, в вашем случае, закон выше справедливости.
Справедливость первична, а закон – это лишь приближение к ней. Как в инженерном деле – вот явление, а вот его приближенное описание. Если система ведет себя не так, как утверждает описание, это описание неточно. Если закон несправедлив, он неточен и его нельзя придерживаться.
У вас, сударыня, демократия. У вас нет справедливости. Только закон.
– Слушайте, Сергей, а какого черта вам это надо?
– Что – это?
– Спасать президента вражеской державы.
– Не вражеской. Всего лишь враждебной.
Разгильдяйство, кстати говоря, полнейшее. На этом клене только помоста нет с прокатным телескопом и надписью «Шпионам – скидка».
Лейтенант Мухоморе Сыровато
Если дать оружие куче взрослых, здоровых, но при этом, по сути, глубоко гражданских мужиков да накрутить их соответствующим образом, а потом кинуть вот в такую неразбериху – половина из них не успокоится, пока все патроны не расстреляет.
Командир – тот, кто меньше всех бегает и больше всех орет.
«Бригантина» – не гоночное авто; если мы кого-то догоняем, этот кто-то, видно, имел в предках черепаху. Больную ревматизмом, надо полагать.
– Демократия, – со странной интонацией пробормотала Кейт.
– Это государственное устройство, при котором народ имеет правительство не лучше того, которого заслуживает
Ну, пусть мир летит в тартарары, а я сосну часика два. Если случится конец света – разбудите
– У каждого разведчика, – задумчиво сказал я, вертя в пальцах это немыслимо тяжелое бижу, – в самом дальнем шкафу висит пыльный парадный мундир, на который он навешивает все свои награды, зная, что никогда не сможет надеть его.
книга: Андрей Уланов - Из Америки – с любовью
Ну скажите на милость, какой вор будет сдавать краденные на Рижском взморье вещи в рижский же ломбард, если за полдня можно сгонять в стольный Питер и сдать в тамошнюю скупку хоть крест от Александровской церкви?
читать дальше
читать дальше