книга: Ольга Громыко - О бедном Кощее замолвите слово

[greyMEG]

Как же мне надоели эти богатыри, царевичи, королевичи, боярские детки, одни другого ядреней… У батюшки семь жен, тридцать дочек, чего он ко мне прицепился? Видите ли, "самая удалая, самая любимая, вся в него пошла". Вот пусть сам замуж и выходит, раз вся в него! Какая царевичам-королевичам разница, кого в жены брать, лишь бы полцарства за ней давали, как за мной?

Кто этого Илью боится? Только те, кто его издали видали, близко к врагам он не подходит, чтобы не зашибли ненароком!

Иван-царевич намедни сватался - да у него на лбу написано, что его в детстве из люльки роняли… а люлька та на колокольне висела. Говорят, вся челядь за глаза кличет его не царевичем, а… в общем, не великим разумником.

- В темнице сгною! - Неуверенно пообещал царь, привыкший пугать бояр да челядинцев.
- Что-о-о?!!!
- В покоях запру! - Торопливо поправился батюшка. - И сластей давать не велю!

- Попадись мне только Илья Муромец - голыми руками на клочки разорву, не посмотрю, что богатырь! - Бушевала я, расхаживая взад-вперед по горнице, для наглядности разрывая наполам подвернувшийся под руки платочек. Муромец, не будь дурак, где-то схоронился до завтрего, весь терем обегала - не нашла.

- За ним как за каменной стеной будешь!
- За стеной каменной? В темнице, что ль?

- Этот проходимец у меня до первого брачного утра не доживет! - И хрясь вазу об пол, только осколки брызнули, а вперемешку с ними - огрызки яблочные, корки от пирогов подгорелые, скорлупа ореховая, мышь дохлая - то-то мы с сестрами гадали, отчего в горнице вторую неделю тяжелый дух стоит!
- Не разумеешь ты, Василисушка, своего счастья, - совестит меня нянюшка, - вон, Марфушу и вовсе за Кощея просватали, однако ж она не упирается, отцу - срамотища-то какая! - прилюдно шишей не кажет!
- А что ж она так ревела, коль согласная? - Летит на пол вторая ваза. Горлышко у ней поуже, потому и мусор мелкий - шелуха подсолнечная.

- Василиса, дочь моя единокровная, тебе, как царевне наследной, хорошо ведомо, что интересы государства требуют как можно скорейшего твоего замужества, ибо в настоящий момент у официально царствующего лица, то бишь меня, наблюдается плачевное отсутствие наследников мужского пола, а посему трон мой перейдет только ко внуку, коего еще и в помине нет. Твоя свадьба с Ильей Муромцем является стратегически важным политическим шагом в укреплении престижа нашего государства, способствует повышению авторитета у простого народа…
- Чего-чего там у народа повышается? - Не поняла я.
Царь, как видно, и сам толком не знал, волхвом подученный. Кашлянул батюшка смущенно, поскреб в затылке, простыми словами заговорил:
- В общем, выходи за Илюшу сей же час, а не то худо будет!
Я только плечиками свысока передернула:
- И стоило из-за эдакой малости сыр-бор городить? Надо - выйду, только упреждать изволь заранее, а не накануне свадьбы, я и подруженек-то на девичник скликать не поспела…
Царь с листком сверился - непорядок: там еще уговоров сорок строк, а дочь уже согласная. Пропускать жалко: сам, когда в первый раз читал, их силе да разумности дивился.
- На, - говорит, - почитай на досуге, а я к Марфуше еще схожу, а то как бы она… от радости великой… не удавилась.

- Откушай с нами, Василиса Еремеевна, укрась стол…
- Я, - отвечаю, - не петрушка с укропом - стол вам украшать.

- Ты, Костюша, поаккуратнее там, - просит стряпуха, - а то прошлым разом весь терем дрянью какой-то просмердил, челядь распугал и сам до зелени нанюхался, еле откачали…
- Что ты выдумываешь, Прасковья Лукинишна, - сердится Кощей, - ну, посмердило чуток и выветрилось…
- Выветрилось, как же! - Бубнит неугомонная старуха. - От колдовства твоего один убыток - давеча щи варила, крышку с горшка сняла, а оттуда как полезет всяка пакость, гады ползучие да прыгучие, ужо я их половником бить умаялась, тьфу-тьфу, вспомнить противно!
Кощей в ответ огрызается:
- А ты реактивы у меня не таскай и щей ими не соли, сто раз говорил! - Каки-таки ративы, что я, соли не спознаю? Взяла чуток, а ты уж крик поднял, чисто режут тебя...
- Хорошо еще, что сама тех щей прежде не отведала! - Махнул рукой Кощей, с тем и ушел, старуху не переспоривши.

- Ах ты, лошадка бедная…
Молвил тут конь мрачным голосом человеческим, от корыта взгляд недовольный отводя:
- Лошадки на деревне навоз возят. А я - конь богатырский, не видно, что ль? Глаза протри, жалельщица белобрысая…
Я так и села.
- Ты что, говорящий?!
- Нет, разговаривающий! - Огрызнулся конь еще ехидней. - Говорить и скворец выучится, ежели долбить ему одно и тоже по сто раз на дню! А ты кто такая?
- Жена Кощеева, Василиса Прекрасная!
- Что-то не похожа… - Недоверчиво проворчал конь. - То есть, на жену. А ну, покажи палец!
Я показала.
- Другой, бестолочь! Этот палец только разбойники дружинникам показывают! - Обиделся конь. - С кольцом венчальным!
Я выпростала из-под платья цепочку с кольцом и черепом.
- Вон оно как… - Уважительно протянул конь. - Хозяйка, значит, моя новая… Извиняй тогда, ежели нагрубил… А то ходят тут всякие, потом у Кощея плетки пропадают. Прошел, вишь ты, слух, что ежели на берегу реки плеткой Кощеевой три раза налево махнуть - мост вырастет, направо - пропадет. Думают, тут им прям в конюшне раритеты колдовские бесценные по стенам развесят, еще и подпишут, что к какому месту прикладывать!

- Тебя-то он за что на цепях держит, голодом морит?
- Да он, скотина, с утра третье корыто овса отборного выжрал, а ежели его семью цепями не приковать, удерет и всех кобылиц в округе перепортит! - Встрял в разговор проснувшийся конюх. - Баба-Яга до сих пор с Кощеем не здоровается -по весне народились в ее племенном табуне жеребята говорящие, да такие охальники, что ни один конюх больше трех дней у бабки на службе не выдерживает, расчет берет…
- А сам-то? - Огрызнулся конь. - Думаешь, не знаю, за что тебя давеча на деревне злобны молодцы оглоблей приласкали? Вот нажалуюсь хозяину, что ты по ночам по бабам бегаешь, вместо того чтобы за конями ходить!

Выпросила я у Прасковьи Лукинишны коробку ниток шелковых да кусок полотна беленого, задумала вышить на нем все царство Лукоморское, с городами и деревнями, с лесами и нивами, и птицами в небе, и зверями в горах, и рыбами в морях, а кругом луна и солнце ходят. Не мастерица я вышивать, да учиться никогда не поздно, тем более делать-то все равно нечего.
К вечеру с солнцем управилась; ежели не приглядываться, то похоже. А что нитки кое-где торчат, так их за лучи выдать можно. Будет батюшке полотенце праздничное… или банное… на худой конец, нос утирать сгодится.

- Ишь, сыскал супротивничка себе под стать! Другие добрые молодцы день-деньской пьют да гуляют, а этот все мозги сушит… Ты ему, Василисушка, не потакай, а то он тебя, чего доброго, еще лягух по болотам для опытов своих ловить заставит…
Лягухами-то меня как раз не испугаешь - помнится, в детстве наловила под мостом полную кадушку, в баню тишком прокралась да в бадью с холодной водой и подпустила. Батюшка, сердешный, напарился-нахлестался, в бадью охолонуться прыгнул, а там лягухи кишмя кишат! То-то крику было! А я ведь не со зла, потешить его хотела…

Эдакое богатство мне и во сне не снилось! Вдоль стен полки, а на них книг-то, книг! И черные, и белые, и красные в переплетах сафьяновых. У батюшки моего всего три книги и было - рукопись "Житие мое", им же на досуге и писаная, "Изготовление самогонов и настоек в домашних условиях" и какая-то третья, батюшка ее по ночам читать изволит, а мне не дает - мол, не доросла еще.

учил меня волхв мудреной науке дипломатии, когда врага спервоначала лаской сдаться уговаривают, а уж потом ногами бьют

Отворились ворота щелочкой - заглядывает во двор старичок, косая сажень в плечах, нос накладной, борода конопляная.
Пригляделась я внимательно - батюшки-светы, да то Иван-царевич каликой перехожим прикинулся - на одном плече котомка, на другом - венок погребальный, еловый с ромашками! Стал под окном и давай кликать: "Василиса! Я тебя от Кощея спасать пришел! Выходи из терема, к батюшке отвезу!"
А мне выходить совсем не хочется - того гляди, и впрямь отвезет!
- Шпашибо на добром шлове, - отвечаю, яблоко толком не прожевавши, - да только я Кощея боюсь, у него конь шибче ветра, догонит и убьет обоих!
Призадумался Иван, маковку чешет - вижу, расхотелось ему меня спасать.
- Спустись хоть за гостинчиком батюшкиным, там и письмецо лежит! - И котомку приподымает.
- Неужто с батюшкой беда какая приключилась, что ты с венком? - Беспокоюсь я.
- Все хорошо, Василисушка! - Машет рукой Иван-царевич. - Венок царь-батюшка вместе с котомкой передал, наказал "разбираться по ситуации"!
Да как заорет во всю глотку:
- Вызнай, где смерть Кощеева спрятана, а я после подойду!
Распахнулось окно нижнее, Кощей выглянул, ругается:
- Василиса, да спустись ты к этому дураку оглашенному, или пущай он к тебе подымется, а то я с вашим тайным заговором никак заклятье дочесть не могу!
Бросил царевич котомку, бросил венок - и деру!
Переглянулись мы с Кощеем, да так со смеху и покатились.
Ну и пусть у меня муж не царевич, зато и не дурак!

- Разгадал я, Василиса, давешнее заклятье, осталось только опробовать!
- Ой, - говорю, - только на мне не надо… Ты меня в прошлый раз как подбил сапоги-скороходы примерить - до сих пор отдышаться не могу, еще хорошо, что двери-окна вперед запереть сподобился, а то так бы и бегала невесть где…
Посмеялся Кощей моему испугу:
- Не бойся, тут дело иное, да и промашки быть не должно. Пойдем-кось в горницу, гостей принимать - скликал я на совет главных чародеев Лукоморских, расскажу им свою задумку, авось что и выйдет…
Хотела я его расспросить поподробнее, да только из покоя вышли - грянул гром, распалась крыша, раскрылся потолок, влетел в терем сокол сизокрылый, ударился об пол и сделался добрым молодцем. Шатается молодец, как с перепою, изъясняется хулительно, а посреди лба высокого синяк растет-вызревает.
- Кощей, так-тебя-растак, у тебя же раньше здесь ковер шамаханский лежал!
Кощей только посмеивается:
- И тебе здравствуй, Финист - Ясный Сокол! Подслеповат ты стал, ковра от мрамора узорчатого не отличишь.

Батюшка самолично писал, по почерку корявому видать:
"Здравствуй, дочь моя любимая Василисушка! Жива ли ты… (перечеркнуто)… Как тебе там живется-поживается? Мы тебя иногда вспоминаем (перечеркнуто)… Думаем о тебе денно и нощно, скорбим безмерно. Ежели чего напоследок… (перечеркнуто)… Ежели чего душеньке захочется, отпиши мне, не стесняйся, я пришлю. А у нас тут все хорошо, залу тронную почти починили, а то Илья Муромец ее вдребезги разн… (перечеркнуто)… беспорядок в ней навел небольшой. Как уволок тебя упырь прокля… (перечеркнуто)… Как ушли вы с мужем, Муромец совсем рехну… (перечеркнуто)… осерчал малость, схватил лавку и давай гвоздить направо-нале… (перечеркнуто)… и показал силушку молодецкую, чем вогнал послов в страх велик… (перечеркнуто)… внушил послам безмерное уважение к нашей державе, породившей столь могучего богатыря. Марфуша на него не нарадуется, вот уж молодец так молодец, не то что твой доходя… (перечеркнуто) Мужу привет передавай.
Сим остаюсь
Царь (перечеркнуто). Твой батюшка (перечеркнуто) . Царь-батюшка".
И печать канцелярская в углу приложена. Ну, батюшка, ну, уважил-потешил, слов нет!

- Люблю я к Кощею в гости ходить! В кои-то веки попотчуюсь всласть, а то мою скатерть-самобранку моль побила, и как раз то место, где при развороте водка являться должна, вот горе-то!

- Муха не пролетит!
- Ты, на мух отвлекаясь, бирюка не пропусти!

- Что ж, удачи тебе, муженек - не Марью Моровну, так хоть жену схоронишь: мелочь, а приятно!
- Ты, женушка, сама кого угодно со этого света сживешь и на том покою не дашь!
- Тебе-от покой дороже жены!
- Потому как жена непомерно дешева!
- Промежду прочим, три пуда золотом!
- Отпиши батюшке - я вдвое приплачу, ежели он тебя назад заберет!
- Ой-ой-ой, смотри не поистраться, на восьмую жену казны не хватит!

Егорушку два раза за хвост из кринки со сметаной вытаскивала, Ваське-лентяю под нос совала в назидание. Кот жар-крыса оближет лениво, да так с ним в обнимку и засыпает.