книга: Владимир Серебряков, Андрей Уланов - СЕРЕБРО И СВИНЕЦ

[MEG_the_grey]

Кобзев в очередной раз старательно перебрал в уме все возможные причины вызова. Грешков за ним особых числиться не должно – в тихом захолустье, которое, откровенно говоря, представлял собой номерной городок, особо нагрешить было сложно, даже имея соответствующее желание. В могущие вдруг вскрыться происки враждебных разведок майор верил еще меньше, чем, например, в инопланетян и астральных духов – ибо последними усиленно занимались его соседи по городку и вроде бы даже достигли каких-то результатов. По крайней мере, более значимых в глазах руководства, чем успехи его подопечных.

Генерал-лейтенант КГБ Подгорных почти не изменился. Все тот же светло-серый пиджак, привезенный им в 69-м из Женевы – «или не тот, больно хорошо выглядит», подумал капитан, «кто его знает, может, он десяток таких костюмов приволок»: две сигареты в пепельнице у правого локтя – их всегда было либо две, либо три, и никому не удавалось засечь момент, когда в пепельнице была только одна сигарета, равно как и увидеть сам процесс генеральского курения. Злые языки судачили, что Подгорных просто-напросто, уходя, оставляет в пепельнице одну сигарету, а пепельницу прячет в сейф, подальше от уборщиков.

Будучи в нормальном состоянии, профессор Дробов изъяснялся исключительно научной заумью, причем такой, что не то что у Кобзева, а и у научного контингента – минимум кандидаты, а в большинстве своем полные доктора – начинали закатывать шарики за ролики. Будучи же пьяным – а происходило это не так уж и редко, благо доступ к чистейшему медицинскому спирту был практически неограничен (среди сотрудников проекта уже успело родиться выражение «межизмерительная трубка», применяемая для наблюдений за, соответственно, межизмерительными процессами. Вмещал сей чудо-прибор ровно ноль запятая четыре литра спирта, который в ходе опыта благополучно испарялся в загадочной межизмерительной пустоте)... так вот, будучи в подпитии, профессор принимался орать на весь корпус русско-еврейско-украинские песни. Где он их нахватался, было известно только ему да богу, но никак не Кобзеву. Три раза прошерстив всю дробовскую родословную, он не обнаружил ни малейших следов не то что злосчастной национальности, но даже банальных татар. Профессор был настолько русским, что это казалось подозрительным.

– И как далеко, – осведомился он опасным голосом, – вы сумели продвинуться в создании этого «перелистывающего» устройства?
– Сейчас проходит комплексные испытания четвертый образец, – сообщил Кобзев, а про себя подумал: «Сука вы, товарищ генерал-майор. Башка, значит, чугунная? Да вы больше моего об этих опытах знаете».
– И? – Военный подался вперед.
– В ходе экспериментов приборами было зафиксировано образование так называемых «фридмановских проколов», каналов, соединяющих э-э... наш мир с каким-то еще. Что подтверждается косвенными данными.
– Какими?
– Менялся состав воздуха в рабочей камере, – ответил Кобзев. – И... ряд других параметров.
– А! – разочарованно махнул рукой Богданович. – Знаем мы этот «состав воздуха». Здоровенный агрегатище, проводков и трубочек в нем уйма, что по каким подается – сам черт копыто сломит.
– Какого размера были эти ваши «проколы»? – отрывисто спросил Подгорных.
– Пять, восемь и одиннадцать сантиметров, – поспешно ответил Кобзев. – В диаметре. Большие размеры пока получить не удавалось.
– И на это вы угробили столько времени и сил? – возмутился Богданович. – На дырку, в которую и кулак-то толком не пропихнешь?
– Пока получить большие размеры не удалось, – повторил Кобзев, – хотя эксперименты в этом направлении ведутся.
– Это которые 17-го числа? – уточнил Подгорных.
– Да. Проводился опыт с целью получения стабильного канала диаметром в один метр, с последующей засылкой телеметрического робота...
– Ну и?
– При попытке увеличить размер «прокола», – вздохнул Кобзев, – выяснилось, что потребляемая при этом мощность возрастает даже не по экспоненте, а... в общем, – поправился он, – чтобы увеличить размер в два раза, надо в пять раз больше энергии, а в три – в двадцать.
– Обесточили весь город и еще треть области, – тихо сказал Подгорных.
– Так на... – Богданович смял окончание фразы. – И чем вы сейчас занимаетесь?
– Профессор Дробов высказал предположение, – торопливо зачастил Кобзев, – что «коэффициент G», – ну, он так назвал силу, которая мешает увеличению «прокола», – не является одинаковым по всей планете. И последние два месяца он и его сотрудники занимались обработкой спутниковых данных с целью выявления наиболее подходящих...
– Вот это?
Подгорных осторожно вытащил из папки мятый синий лист, представлявший собой карту мира, небрежно исчерканную разноцветными карандашами.
Кобзев молча кивнул, не в силах отвести взгляд от жирного пятна на границе Индии и Пакистана – следа от профессорского бутерброда с лососиной.

Морская пехота США сможет захватить любой плацдарм и удерживать его любой срок – дайте только патроны.

– Присаживайтесь, пожалуйста. Чай, кофе?
– Кофе, если можно, – выдавил полковник. Сидящий за столом прижал кнопку селектора, немедленно отреагировавшего противным хрипом.
– Нин, сделай нам, пожалуйста, два кофе... Вам сахар, сливки?
Вяземский мотнул головой.
– Просто два кофе, – закончил штатский, посмотрел на полковника, покачал головой и добавил: – И пару пирожных.
– Извините, а не подскажете заодно, где у вас тут... уборная? – спросил полковник. – Я прямо с аэродрома, на транспортниках, знаете ли, с удобствами туго, а встречающим было, похоже, приказано передать меня с рук на руки.
– Вечно у нас так – все, что не нужно, исполняют от и до, – вздохнул штатский. – А что нужно... Направо в конце коридора.
Через несколько минут Вяземский, запив горячим кофе последний кусочек пирожного, пришел к выводу, что счастье в жизни все-таки есть. И полному его наступлению мешало лишь существование сидящего напротив субъекта. Мешало, впрочем, не сильно.

Распоряжение об его откомандировании в «сводную группу особого назначения» (что бы это ни значило) было сформулировано настолько двусмысленно, что понять, в чем будет заключаться его новое задание, Крис так и не смог.

– Ты... все сказал? – осведомился он, выдыхая почти идеальное колечко.
– Почти. Хорошие у вас, товарищ полковник, часики. «Сейко», да? Не продаете, случаем?
– Нет! – отрезал Вяземский.
Часы эти ему подарил вождь племени мбеле – колоритнейшая личность, успешно сочетавшая племенные традиции с докторской степенью Сорбонны и автопарком из трех белых лимузинов, прокатиться на которых не погнушался бы и сам дорогой Леонид Ильич. Вождь обладал забавным видением социализма, которое однажды изложил Вяземскому в ходе полуторачасовой аудиенции – Большая Родина Слонов поставляет ему на халяву оружия на пару «лимонов» «зеленых», а он за это объявляет всем, что вот-вот пойдет по пути социализма и в качестве первого шага проводит демократические выборы в свой новый гарем – кстати, в этом вопросе советские товарищи тоже могли бы поспособствовать.

– Вот что, Аркаша, – проговорил Вяземский негромко и, как мог только он, веско. – Это тебе не Ангола. Это гораздо хуже. Поэтому мне нужен снабженец. Такой, как ты. Чтобы в Сахаре мог льда добыть.
Польщенный Либин напыжился, отчего стал совершенно шарообразен, и Вяземский в очередной раз испугался, что его собеседник выкатится из кресла.
Самым забавным было, что Вяземский почти не привирал. День, когда неимоверно небритый Аркаша с хриплым матом в одиночку приволок откуда-то ящик из-под патронов, полный дынь, стал для застрявшего посреди пустыни батальона счастливейшим в жизни его бойцов. Откуда снабженец достал дыни, он так никому и не рассказал – (очевидно, считал профессиональной тайной, – а чем он расплачивался, тоже осталось неясным, потому что ничего не пропало. Злые языки поговаривали, что через девять месяцев по Туркменистану забегают узкоглазые евреи, потому что больше у Аркаши ничего при себе не было.

– Разрешите, товарищ полковник? – Первый из вошедших, высокий блондин, четким движением кинул руку к виску. – Поручик Ржевский в ваше распоряжение прибыл!
– Как-как?! – опешил Вяземский.
– Виноват, товарищ полковник! – В голубых глазах – «Черт, – подумал полковник, – да он еще и голубоглазый. Тоже мне, Зигфрид на мою голову, бабы небось штабелями под такого ложатся» – плясали смешинки. – Старший лейтенант Ржевский.
– Так-то лучше, – усмехнулся Вяземский. – А то ведь ввели у нас одно звание из тех. Я, грешным делом, и подумал – уж не прапорщик ли вы?
– Никак нет, товарищ полковник! – вскинулся Ржевский. – Осмелюсь доложить...
– Ну-ну, – подбодрил его полковник. – Доложайте, тьфу, то есть продолжайте. Кстати, вы всегда изъясняетесь в подобном стиле? Или только с новым начальством?
– Никак нет, товарищ полковник, – отозвался Ржевский. – Само как-то получается. А что касается звания прапорщика, то его обесценили уже в Первую мировую, когда из-за убыли кадровых офицеров начали шлепать погоны всяким... отличившимся.
– Их еще «химическими» называли, – сказал полковник. – Из-за того, что знаки различия приходилось химическим карандашом рисовать.
– Ну а сейчас, – старлей пожал плечами, – это не звание, а, простите, анекдот.
– Достаточно, хм, спорное утверждение, – заметил Вяземский и перевел взгляд на второго вошедшего – смуглого, с четким орлиным профилем и орлиным же взором. В общем, если Ржевский выглядел истинным арийцем, то в его спутнике с первого взгляда угадывался сын гор.
– Ну а вы, надо полагать, корнет Оболенский?
– Старший лейтенант Мушни Кордава прибыл в ваше распоряжение, товарищ полковник, – бодро отрапортовал кавказец и, опустив руку, уже обычным тоном добавил: – Товарищ полковник, вы на этого шута горохового внимания не обращайте. Он такой по жизни, даром что артиллерист – каких днем с огнем не сыскать.
– Ну это мы проверим. – Полковник задумчиво постучал карандашом по столу и неожиданно для самого себя спросил: – Товарищ Ржевский, а вы на гитаре играете?
– Товарищ полковник! – Возмущение старшего лейтенанта было почти не наигранным. – Да я в училище...
– В хорэ ты пел в училище, – напомнил Кордава.
– Да, и что? – с вызовом отозвался Ржевский. – Сам играю, сам пою...
– Сам по библиотекам старые песни разыскиваешь и за свои выдаешь, – докончил абхазец.
– Я тоже когда-то играл, – вздохнул полковник. – Да вот только профессия у нас... немузыкальная. Теперь вот только батареей и дирижировать.
– Чтоб как Валэра играть, большого слуха не нужно, – съехидничал Кордава. – Водка нужна, да, а слух не нужен.
«Интересно, сколько раз они эту сцену репетировали? – подумал полковник. – Тоже мне, Тарапунька и Штепсель».
– Слушай ты, да! – Ржевский картинно тряхнул чубом. – Я...
– Отставить! – тихо скомандовал полковник. – Команды «Вольно» не было.
Оба лейтенанта моментально подтянулись, старательно пожирая начальство преданными взглядами. Ну точно – шуты гороховые, утвердился полковник в своей первоначальной мысли и неожиданно для себя улыбнулся.

В кабинете Леву ждали. Зрелище увешанного звездочками военного вогнало аспиранта в такой ступор, что глумливые реплики ректора долетали до него обрывками: «Один из лучших... молод и перспективен... прекрасный ученый... потомственный коммунист».
Последнее соответствовало истине не вполне. Коммунистами оставались дед и отец Шойфеты, сам же Лева, избалованный благоденствием, был оторван от реальной жизни настолько, что никакая идеология в его мозгу поселиться не могла, не имея под собой почвы – так не растут на голом камне деревья.

о флоте Лева знал только, что корабли плавают

– Простите... – робко пробормотал он, не опуская взгляда, – а что у меня в сопроводиловке... база «Ай-Петри»...
– Какие «Петри»? – фыркнул сопровождающий. – Это пусть натовская разведка читает. Вот здесь ваше место, товарищ военный переводчик. Идите за мной.

– Не держит у него! ... на сосну намотай! – донеслось из провала. – Щас так ...якнет, ни ...я не соберешь!
За этой яростной отповедью последовал поток мата настолько густого, что пристойных слов в нем отыскалось бы одно-два, да и те, верно, попали по случайности.

Как говорил... в общем, наполеонов с Кутузовыми под рукой нет, будем обходиться наличными силами.

– Так ведь была бы нормальная земля, товарищ полковник, тут же камень сплошной!
– Туфта это, а не камень, – отрезал Вяземский. – Нашли проблему – известняк. Пообещайте одной вашей роте по полбанки сгущенки из доппайка, они вам как раз до обеда котлован и выдолбят.

– Одна голова хорошо, а полторы хуже, – сострил Ржевский.
– К вам, лейтенант, – обернулся Перовский, – как я погляжу, это особенно относится.

До сих пор миссия помощи не сталкивалась с местным населением и тем более не вела разговоров. Все данные, какими располагало командование, были получены при помощи беспилотных самолетов-разведчиков с фотокамерами, облетавшими окрестности на высоте двадцати километров. Потом фотографии изучала команда картографов с лупами, споря до хрипоты, то ли на этом холме деревня стоит, то ли у эмульсии зерно такое. Только в последние дни руководство согласилось выделить вертолет для получения более детальной информации. Летчики видели несколько деревень, довольно больших, узкие дороги, а один клялся мамой и партбилетом, что на отдельно стоящем холме приметил замок совершенно средневекового вида.

По статистике, – заметил Крис, – на одного уничтоженного врага во Вьетнаме тратилось 200 тысяч патронов.

из странного сопряженного мира, где не работает радио и не взрываются ядерные бомбы (интересно, с чего научники это взяли – пробовали, что ль?)

Адмирал с удовольствием бы лично придушил свидетелей своего позора, но он был человек податливый и с радостью предоставил такую возможность туземцам.

Фея взмахнет волшебной палочкой, прошепчет волшебные слова, и у всех Золушек появится по паре хрустальных кроссовок от «Найка».

– Злой ты, – пожаловался Джимми, устраиваясь на подстилке.
– Я не злой, – отозвался Крис, осторожно высовываясь из-за корня. – Правда-правда. Я сонный, голодный, небритый и вдобавок зябнущий тип, но при этом я – сама доброта. Я прямо-таки преисполнен, нет, переполнен добротой ко всему окружающему. Настолько переполнен, что если я немедленно не изолью хотя бы часть ее на этот самый окружающий мир, то лопну на месте.
– В этой фразе весь ты, – пробурчал Боллингтон. – Три дюжины слов на то, что можно сказать всего двумя: «Хочу отлить».
– В этом и состоит преимущество образования. – Крис закончил обозревать местность и сполз обратно. – И тебе, необразованной деревенщине, не понять всю прелесть плетения сложных словесных узоров... А поскольку я старше тебя по званию, ты вдобавок не можешь приказать мне заткнуться и вынужден слушать эту чушь.
– Словесный понос, – фыркнул Джимми. – Похоже, ты вчера нахватался тайком местных ягод и они вызвали у тебя расстройство. Только не желудка, а головы.

Толя Громов был товарищем идеологически подкованным. Это значило, что в голове у него царила полная каша. До тех пор, пока шаткая конструкция, заменявшая советскому солдату мировоззрение, не сталкивалась с реальностью, все было более-менее в порядке. Но при первом же столкновении оказывалось, что реальность неизмеримо прочнее.

И помни, что дикарь не тот, кто рубит врагу голову. Дикарь тот, кто хвалится своим милосердием, отрубая головы через одну

Вы странный народ, демоны. Вначале вы требуете от меня извинений за то, в чем нет моей вины, а потом извиняетесь за то, в чем нет вашей.

Оно, конечно, хорошо иметь в команде парня, способного сторговать змее башмаки...

Лейтенант, я вас прошу – состройте мину покислее. Вон наш резчик идет, если я буду слишком радоваться, он решит, что я его надул...

- Нет, Аркаша, ты не от обезьяны произошел...
– Я, – обиженно перебил снабженец, – произошел от человека.
– Ты произошел от хомячка!

В Советской армии действует только один физический закон – приказ вышестоящего командования!

Ростовцеву, что называется, «подфартило» – прямо за углом он налетел на лавчонку, торгующую то ли одеждой, то ли женскими шалями, то ли просто отрезами материи – разбираться спецназовцу было явно некогда. Он просто охватил с прилавка подходящий кусок – неброского серо-коричневого цвета, – кусок материи, сыпанул, не считая, мелочь из кармана и тут же, не отходя от прилавка, вспорол ее ножом примерно посредине.
Хозяин лавки, глядя на столь вопиющее варварство, жалобно застонал, но Андрею было не до него. Кое-как напялив на себя импровизированное пончо, он стремглав кинулся обратно за угол – и успел. Натовец все еще стоял, разинув рот, на том же самом месте. Наконец он захлопнул пасть, потряс головой, словно отгоняя наваждение, и, повернувшись, быстро, почти переходя на бег, зашагал прочь.
Дождавшись, пока он отойдет, Андрей направился следом, тщательно соблюдая безопасную, с его точки зрения, дистанцию – не менее двадцати метров и стараясь, чтобы их при этом разделяло не меньше трех человек.
Натовец, однако, и не думал оглядываться. Похоже, все его мысли были заняты тем, как бы поскорее доложить о столь важном контакте своему начальству – и в этом их с Ростовцевым чаяния совпадали. Спецназовец тоже жаждал как можно скорее увидеть непосредственное начальство натовца – и сообщить о его местонахождении своему начальству.

Топоров зачем-то достал из кармана прихваченную им «на память» гильзу. Местные кузнецы ухитрялись превращать латунные трубочки в нечто совершенно невообразимое, способное привести в дикий восторг любого тополога – впрочем, простому люду, равно как и солдатам, затейливые вещицы тоже пришлись по душе.

– Неслыханно! – повторил император. – Дикие ши устраивают бойню под стенами замка Коннегейльт, посреди стольного града, не озаботясь покоем и благополучием жителей Андилайте! Чье небрежение привело к тому, что не смиренные клятвою демоны разгуливают по стране, как по своим преисподним?!
Было бы довольно странно, мелькнуло в голове у Дартеникса, если бы дикие ши, перед тем как устроить кровавое побоище, вначале интересовались у городского головы, где бы им лучше это сделать, чтобы не потревожить сон мирных обывателей.

– Рассказывает один другому в трамвае политический анекдот. Только закончил, как тот ему говорит: «А знаете, товарищ, какая разница между вами и остальными в трамвае?» – «Нет, – отвечает первый, – не знаю». – «Они, – говорит второй, – дальше поедут, а мы с вами выйдем». И корочки показывает. «А знаете, товарищ, – спрашивает первый, – какая разница между вами и мной?» – «Нет, – отвечает второй, – не знаю». – «А никакой», – и тоже корочки показывает.

@темы: Книги, Цитаты