< Хроническое исключение > Когда все считают, что ты маленький, белый и пушистый, не спеши показывать свои когти и зубы
началоКамша Вера - Красное на красном (Отблески Этерны - 1)
*********************************************
Кошка - не человек, ей глаза не отведешь. Эти маленькие вольные твари не только чуют всех, владеющих магией, но и сами ей сопричастны, потому-то раттоны их и ненавидят. И ненависть эта взаимна. Если кошек начинают гнать, проклинать, называть нечистыми, предавшимися злу тварями, ищи поблизости раттонов. Одинокий поднял бровь, и кошка, расценив это, как приглашение, прыгнула ему на колени. В зверьке билась магическая искра, маленькая и слабая, но отчетливая. Кошки понимают, что ждет Кэртиану. Кошки, но не люди.
- Сударыня, - офицер изо всех сил старался сохранить спокойствие, - вы пережили ужасное потрясение.
- Глупости, молодой человек. Никто меня не тряс. Меня разбудила собака, я взяла пистолеты и пошла по -смотреть. В комнате кто-то был...
- И вы выстрелили?
- Разумеется, - с достоинством ответила вдовствующая принцесса. - Я в том возрасте, когда от мужчины в спальне ничего хорошего ждать не приходится.
Люди не лошади, не стоит судить об их достоинствах по родословной.
Благородство предков не извиняет подлости потомков. У нас говорят - знатное имя для мерзавца то же, что красная юбка для старухи.
- тут, говорят, идет форменное сражение?
- Скорее, форменный разгром. Кампания безнадежно проиграна.
- Нет безнадежных кампаний, есть безнадежные дураки.
- Насчет войны спорить не стану, - хмыкнул Салиган, - вам виднее, но тут мы имеем именно разгром.
- Я стараюсь не менять своих принципов.
- Похвально. Я тоже, ведь нигде не сказано, что можно менять то, чего нет и не было...
- Люди Чести не станут влезать в неравную драку. Они обойдутся парочкой арбалетчиков на крыше...
- Вы лишили меня возможности отстоять свою честь!
- Вы и впрямь полагаете, что дуэли существуют для этого?
- Юноша, - герцог улыбнулся столь ненавистной Дикону улыбкой, - вы что-то путаете. Я не питаюсь детьми и не гоняю оленей и ланей. Если охотиться - то на кабана. Кто учил вас держать шпагу? Я не имею в виду Арамону, это не фехтовальщик, а обезьяна.
- Капитан Рут.
- Старый, добрый слуга...
- Он не слуга, он - друг! - Зачем он это говорит? - Он учил моего отца...
- Печально... Ваш отец был честным человеком, до такой степени честным, что не сразу согласился подослать ко мне убийц, но дрался более чем средне. Если хотите через три года сыграть со мной на равных, вам нужен другой учитель. Беда в том, что из известных мне фехтовальщиков не годится никто, так что придется мне вас учить самому.
- Господин Первый маршал! - Посланец был явно ошарашен. - Вы должны быть у Его Величества.
- Я никому ничего не должен. - Рокэ отложил инструмент и взял бокал. Выпил он немало, но глаза смотрели твердо и осмысленно. - Сегодня я хочу сидеть у камина и пить «Дурную кровь». И я буду сидеть у камина.
- Его Величество...
- Во дворце целая армия придворных. Полагаю, они в состоянии чем-то занять одного короля. Ступайте назад и передайте, что маршал Рокэ пьян и предлагает всем отправиться к кошкам и дальше.
- Но, господин герцог, я не могу...
- Ну, тогда соврите что-нибудь куртуазное. Хотите выпить?
- Нет...
- Врете. Хотите, но боитесь...
Никогда не надо мчаться на зов, даже к королям. Королей, женщин и собак следует держать в строгости, иначе они обнаглеют. Уверяю тебя, нет ничего противней обнаглевшего короля...
у Добра преострые клыки и очень много яду. Зло оно как-то душевнее...
- Я начинаю думать, что вы и впрямь свихнулись.
- Только начинаете? Помнится, девять лет назад в этом самом кабинете вы меня назвали сумасшедшим, потому что я решил обойтись без пехоты. Семь лет назад сие почтенное звание было подтверждено из-за того, что я не стал ждать весны, а ударил осенью. Пять лет назад я сошел с ума, рванув через болота, которые кто-то там объявил непроходимыми, а все и поверили. Считайте меня рехнувшимся, мне не жалко, только не мешайте. Война мое дело и ничье больше.
- Так что же вы все-таки намерены делать?
- Понятия не имею, - пожал плечами Первый маршал Талига, - но что-нибудь точно сделаю.
- Как вы нашли Кагету, мой молодой друг? - Холеная рука ласково коснулась роскошной оранжевой розы, на которой еще блестели капли росы.
Как он нашел Кагету? Чудовищной. В Талиге, Бергмарке, Агарии жили по-всякому, но такой пропасти между глупой роскошью и кромешной нищетой Эпинэ не видел. Жалкие крестьяне и чванные казароны, бесконечные казароны... Казароны в золоте, казароны в серебре, казароны в овчинах, казароны в лохмотьях. Тощие овцы и раскормленные лошади, голодные псы и сытые тараканы, горы еды и сморщенные лица нищих, розы, объедки, удушающая жара м не менее удушающее гостеприимство. Пыль, запах горелого жира, усы, сабли, шум и желание убраться отсюда поскорее и поладьте.
- Ваше Величество, Катета прекрасна.
- Значит, вы ее плохо рассмотрели. Это безумная страна, но у нее великое будущее. Вы удивлены, мой друг, но чем? Тем, что я назвал Катету безумной, или тем, что, заговорил о ее величии?
Так... Старик Варзов говорил - если не знаешь, что врать, говори правду, а может, это говорил не маршал Запада, а кто-то другой, но это единственный выход.
- Я удивлен и первым, и вторым.
Я живу в великой стране и не позволю, кому попало ее освобождать.
Людям, юноша, надо доверять. По крайней мере, когда они ненавидят ваших врагов больше, чем вы сами.
Неожиданность, Ваше Преосвященство, бывает двух видов. Когда вас еще не ждут, и когда вас уже не ждут.
- Победу делают из того, что под руки подвернется
Его много раз называли безумцем перед битвой и еще никогда - после.
Робер наконец понял, в чем основная беда казаронской кавалерии. Не считая глупости, разумеется.
В Талиге полковые лошади примерно одинаковы. Конечно, офицеры побогаче заводят себе морисков и макланов, но соразмеряют их бег с возможностями остальных коней, а всадники и лошади знают свое место в строю. Катеты же отродясь не воевали такой массой. Да, многие из них были хорошими наездниками, а у некоторых были сносные кони, но хватало там и перекормленных, и, наоборот, полудохлых с голоду.
Казароны, желая похвастаться многочисленностью личных дружин, притащили с собой всех, кого могли найти. Естественно, по краям ставили воинов на хороших лошадях и в добротных одеждах, а внутри, где не видно, всадники сидели чуть ли не на водовозных клячах. Пока дружины стояли на месте, это придавало им внушительности, как только они сорвались и галоп, произошло неизбежное. Передние наездники, краса и гордость казаронских дружин, ушли вперед, за ними нещадно нахлестывали лошадей те, кто поплоше, сквозь которых прорывались обладатели хороших скакунов из задних рядов. Разноцветные отряды смешались, свои мешали своим, Алве осталось лишь усугубить сумятицу, что он и проделал с присущей ему выдумкой.
Кагеты победнее при виде втоптанного в землю золота не выдерживали и бросались его собирать. Мчавшиеся сзади всадники побогаче не могли или не хотели сдерживать лошадей и сбивали бедных и жадных. Лишившиеся еще до схватки наездников кони бестолково носились по полю, усиливая суматоху. Казароны, еще не вступив в бой, разделились на три части, смешали ряды и умудрились передавить друг друга, хотя их все равно оставалось во много раз больше, чем талигойцев.
Ричард с удивлением уставился на диковинное зрелище. Назвать то, что, вопя и сверкая на солнце, надвигалось на отряд Савиньяка, регулярной кавалерией, было трудно.
Казароны напоминали то ли толпу ряженых, то ли Дикую Охоту из старой сказки, но не страшную, а нелепую. Разномастные, разнопородные кони, разноцветные одеяния, диковинное оружие. Кто-то размахивал прямым мечом, кто-то кривым, дюжий толстяк потрясал шипастой булавой, рядом недомерок в огромной шапке быстро крутил непонятную штуку на цепи, сверкали секирищи, секиры и секиришки, топорщились пики и какие-то крючья, трепыхались плащи, перья, волосы, разноцветные хвосты, звериные шкуры.
Одни кони казались свежими, другие были покрыты пеной и спотыкались, но всадники продолжали их нещадно нахлестывать. Если кто-то отставал, на его место протискивался другой, попроворней. Все были заняты погоней и тем, чтобы обогнать товарищей, по сторонам никто смотреть и не думал.
Атаковать построившуюся в каре пехоту конным строем - это риск, бросаться на ощетинившуюся пиками живую крепость, не соблюдая никакого строя, - самоубийство.
- Полководец не должен сам браться за саблю, сын сестры. Его оружие - это его голова.
Главным врагом Адгемара был не Алва, а казароны, которые мешали ему делать то, что он считал нужным. Лис хотел быть королем, а не казаром, ему нужна была абсолютная власть, и он добывал ее на Дарамском поле
Отучить брать заложников можно одним способом - не щадить тех, кому не повезло.
***********************************************
Камша Вера - Пламя Этерны (Отблески Этерны - 0)
****************************************************
Камша Вера - От войны до войны (Отблески Этерны - 2)
****************************************************
Алва - чужак, которого вы, друзья мои, презираете, потому что иначе вам пришлось бы презирать самих себя, а это неприятно.
Кардинал обвел взглядом замерший зал. По нарочито непонимающим лицам или с трудом сдерживаемым ухмылкам было очевидно - большинство Лучших Людей тоже вспомнили. Конхессер и его сторонники держались - как-никак многоопытные дипломаты, но до них уже дошло, что Алва столкнул Гайифу в ту самую яму, которую долго и упорно рыли для Талига, и спел на ее краю романс. Вот и говори после этого, что военный не может быть политиком.
не удержавший руку самоубийцы разделяет его грех.
Юноша пробовал говорить с Жилем и об этом, и о том, что надо думать о близких, но нарывался на неодобрительный взор и очередную балладу Марио Барботты. Дик ни разу не слышал столь любимого Жилем менестреля живьем, но юноше очень хотелось его удавить. Чувства Ричарда в полной мере разделяли многие офицеры Южной Армии, так что Барботта, окажись он в их обществе, изрядно бы рисковал.
- Запомните, юноша, - Рокэ поправил крагу, - настоящее отчаяние не ходит под руку с болтовней. Тот, кто не хочет жить, умирает молча.
- Все было так хорошо, - в голосе Рокэ звучала несвойственная ему тоска, - и тут появились вы!
Садись, Дикон, в ногах правды нет. Впрочем, в чем она есть, никто не знает.
Мой тебе совет, Дикон, не считай опущенные глаза и срывающийся голосок признаком добродетели. Чем наглей и подлей шлюха, тем больше она походит на праведницу.
Цилла выпалила:
- Ненавижу бабушку! Старая жаба!
- А ты - молодая, - огрызнулся Жюль.
- Рокэ, - генерал-церемониймейстер говорил столь же громко и недовольно, как Жиль Понси, - существуют неписаные законы. Победитель въезжает в столицу на белом коне. У ворот Олларии нас ждут люди с подходящим жеребцом...
- Хватит, Фридрих, - Рокэ небрежно взмахнул перчатками, - мне и до писаных-то законов дела нет, а уж до неписаных! С тем, что к любой удаче присасываются десятки двуногих, не имевших к ней никакого отношения, ничего не поделаешь, но лошадей со стороны я не потерплю.
Дик видел, как дрогнули ресницы Катарины Ариго, в своих тяжелых одеяниях она казалась особенно хрупкой и нежной, такой же, как святая Октавия... Трактирный художник сумел поймать это неуловимое обреченное очарование, а придворные живописцы старательно изображали парчу и жемчуга, но не задумывались о душах тех, кого рисовали.
Как просто заставить людей слушаться. Не думай, что они могут не исполнить приказания - и готово.
- Если сердце говорит - иди, а разум спрашивает - зачем, надо слушать сердце.
Его Высокопреосвященство кардинал Талига обозрел свою персону в зеркале и усмехнулся, вспомнив Авнира с его длинным бледным лицом и голодным блеском в провалившихся глазах. Епископ Олларии куда больше похож на закоренелого злодея и изверга, чем страшный Дорак.
Клирики высшего разбора бывают интриганами реже - фанатиками и почти никогда святыми.
Оллар в свое время сказал, что любить Создателя и любить женщину следует подальше от чужих глаз. Неудивительно, что разбивающий себе лоб епископ для собратьев в олларианстве был как гвоздь в сапоге.
кошки пестры снаружи, а людишки изнутри
была бы грязь, а свинья придет...
чуть ли не в первый раз в жизни ломился в открытые ворота, это было удивительно странное чувство
Квентин Дорак полагал, что договор в первую очередь выгоден Талигу и его союзникам, но не счел нужным разубеждать гостя. Зачем? Оноре делает то, что велит его совесть, кардинал Талига то, что подсказывает разум, а в выигрыше остаются и Талиг, и Агарис.
живущий чужим умом теряется, когда сталкивается с тем, кто живет своим
сожалеет о людском несовершенстве, но не осуждает за него
Любовь не может быть грехом. Грехом может бьггь жажда обладания, измена, обман, но не любовь!
молитва может быть вознесена отовсюду, лишь бы шла от чистого сердца
Наль что-то проблеял об осторожности, и Дик проводил его до ворот. Вообще-то следовало дать кузену по голове и запереть в подвале, чтобы не шлялся один по темным улицам, но хорошие мысли, как правило, запаздывают.
- Нельзя сравнивать смирение с...
- С безмозглостью? Отчего бы и не сравнить?
- Вы и вправду еретик, герцог, - грустно сказал проповедник.
- Еретик? Нет, что вы. Еретиками называют друг друга люди благочестивые, полагая, что они верят правильно, а другие - нет. Я - простой безбожник.
- Вы клевещете на себя.
- Ни в коем случае. Поверьте, лучшее, что можно сделать для вашего Создателя, это не верить в него. Иначе вам пришлось бы благодарить его за то, что учинил милейший Сильвестр.
Возвращайтесь в свою спальню, Килеан. Вы больны и не можете исполнять свои обязанности. Адъютант, - комендант Ворона больше не занимал, - потрудитесь прислать к господину генералу врача. Полковник Ансел, на время болезни коменданта будете его замещать.
- Герцог Алва, - выкрикнул Килеан, - я здоров. Я исполнял приказ, и я не потерплю...
- Потерпите! - отрезал Рокэ. - Адъютант, у генерала горячка, он бредит. Соизвольте проследить, чтобы он не пытался покидать своих комнат, возможно, его болезнь заразна. Приставьте к дверям охрану.
- Я здоров, - угрюмо повторил Килеан-ур-Ломбах.
- В таком случае вы или трус, или предатель, или дурак, а скорее всего, и то, и другое, и третье. Впрочем, решать, здоровы ли вы, будет врач. Адъютант, перо и бумагу!
запомните на будущее - мародеров следует вешать на месте, если вы, разумеется, не желаете командовать шайкой грабителей. Сначала - мародеры, потом - все остальные, даже шпионы.
Нельзя жить среди собак и мяукать. Если ты, разумеется, не лев.
- Монсеньор, - человечек дернулся и зачастил, одновременно пытаясь снять пресловутый ошейник. - Авнир нам проповедовал... он нас призывал... он дал отпущение...
- И прекрасно, - кивнул Алва. - Предстанешь пред Создателем в отпущенном виде, это поможет твоей загробной карьере.
- Ричард, - голос Алвы был ровным и равнодушным, - отправляйтесь домой и развлеките наших гостей рассказами о моих зверствах.
- Вы больны, в этом нет сомнения. Я рад.
- Рады? - кардинал невольно расхохотался. - Я знал, что Люди Чести меня ненавидят, но полагал Повелителя Ветров исключением.
- Из ряда ваших недоброжелателей или из числа Людей Чести?
на весах Создателя доброе сердце перевешивает злой язык
помни, пока душа твоя знает сомнение, ты слышишь голос Его
Не откладывайте на завтра, если можно убить сегодня. Никогда!
- Чудовище, - изрек Лионель.
- Сам знаю.
Замечательный человек. Когда раздавали совесть, граф забился в самую глубокую нору, когда раздавали мозги и страх - прибежал первым. С большим котелком.
У графа Рафиано притча была на каждый случай жизни. Двумя третями своих дипломатических побед экстерриор был обязан именно побасенкам. Сильвестр подозревал, что половину из них граф придумывает на ходу, но это лишь увеличивало уважение к дипломату.
- Одному трактирщику приносили огромный ущерб поселившиеся в его амбаре крысы, - Рафиано горестно вздохнул. - Трактирщик же, будучи богобоязненным эсператистом, боялся завести кота и, чтобы прогнать грызунов, поселил в амбаре осла. Осел был очень честным, он гордился оказанным ему доверием и изо всех сил исполнял свой долг. Увы, крысы и мыши продолжали грызть сыры и колбасы, а осел, гоняясь за ними, ронял крынки с молоком и сметаной и опрокидывал мешки с крупами и мукой. И тогда жена трактирщика выгнала осла из амбара и стала возить на нем воду, а в амбар пустила кошку с котятами.
Каждый должен находиться на своем месте, господа, ибо честность не заменит умения, а исполнительность - способностей.
Молодец Рафиано. Уж он-то точно умен, способен и занимает свое место. Его Высокопреосвященство улыбнулся:
- Я на стороне трактирщицы. Осел должен быть ослом, а кот - котом. Тем более, что олларианская церковь отнюдь не считает этих животных воплощением мировой скверны. Возвращаясь же к нашему ос... коменданту Олларии
- Значит, нас ждет мир, - красивое лицо скривилось, словно Рокэ смотрел на что-то донельзя отвратительное, - и помоги нам Леворукий его пережить, а с войной мы как-нибудь справимся.
игра в благородство - штука заведомо проигрышная
Любовь живет в том, кто любит. Для нее нет разницы между коровницей, королевой и святой. А если есть, если мужчина готов взять приглянувшуюся ему женщину силой, за деньги, обманом, это не любовь.
Первыми в новом реестре шли Манрики, Колиньяры и их многочисленные родичи и подхалимы вроде Залей, которым Сильвестр не доверил бы даже прошлогодний снег.
кто знает, может быть корона способствует вырождению
- Двадцатилетняя война выиггана случайно. Таланты Алонсо Алвы пгеувеличены, если бы не...
- Великолепный поросенок!..
- Что вы, вот в прежние времена... дневник моего прапрадеда... он был...
- ... выпотрошен и начинен яблоками...
- Это был заговог, в нем пгинимали участие...
- ... кардамон и мускатный орех...
- ... и так старые законы и старые порядки...
- ... пгивели к падению великой Талигойи...
- Наш долг и наша святая обязанность освободить...
- ... это восхитительное блюдо...
- И тогда ггаф Каглион бгосил в лицо своему палачу...
- Любезный, поднесите мне вот того гуся...
- Люди Чести никогда не будут... - ... отдавать долги... - Это кэналлийское неплохо, но тем не менее... - Я очень уважаю господина Штанцлера. Однако его происхождение, мягко говоря, сомнительно...
- Дриксенского гуся не узнать невозможно, какая бы ни была приправа...
- Стагейшее двогянство Талигойи всегда готово...
- ... незамедлительно выпить за грядущую победу над...
- ... любезным отечеством...
- Граф, я вас уважаю... Вы не представляете, как я вас уважаю, потому что вы...
- ... мегзавец, мегзавец и еще газ мегзавец...
- Кэналлийцы всегда были негодяями и пгедателями, для них нет ничего святого, кгоме...
- Отечества...
- Какая чудовищная подлость!
- У Людей Чести одна дорога в...
- тайный орден, чья цель - уничтожить великую державу... Рука ордена чувствуется во всем и...
- мы собрались здесь не просто так, но...
- отведать эту замечательную курицу по-гогански...
- Барон, как я счастлив вас...
- ... вымочить в уксусе...
- Эта стгана...
- ... несколько жестковата, но под хорошее вино...
- Мы с вами, дорогой граф, разумеется, понимаем что...
- ... язык лучше всего натирать шафраном...
- Что стряслось? Вы спрятали в моем доме еще парочку святых?
- Воистину нет логики более женской, чем логика мужчины, забывшего, гм, мужское дело
- Труп врага всегда пахнет хорошо, - заметил Манрик.
- Тот, кто это сказал первым, - назидательно произнес Алва, - несомненно страдал от неизлечимого насморка.
Цепь должна быть крепкой, а Рокэ изворотлив, как все кошки мира. Если он будет болтаться в Олларии, то поймет, к чему все идет, и найдет способ избежать короны, но во время войны Ворон видит только войну, вот пусть и воюют.
Покойные вели себя нагло, за что и поплатились.
- А вы?
Казалось, этот вопрос его удивил.
- Я? Я никогда не лаю, Ваше Высокопреосвященство, - размеренно произнес Ворон, - и даже не кусаю. Я рву глотку.
Заставив Августа Штанцлера выпить бокал хорошего вина, вы откланялись, причем пустили коня в такой галоп, что сбили мирного горожанина...
- ... и вашего прознатчика?
- Нет, мой прознатчик успел отскочить, это был человек гайифского посла.
Никогда не понимал вашей ужасающей откровенности.
- Не обращайте внимания, - пожал плечами Рокэ, - еще одна игра. Люди обожают кутать свои довольно-таки мелкие мыслишки в шелка и бархат. Их бесит, когда кто-то не только сам ходит голым, но и с них сдирает тряпки.
Как хорошо быть женщиной. Женщина не обязана быть умной, более того, в присутствии уродов умная женщина просто обязана быть дурой...
*********************************************
Камша Вера - Лик Победы (Отблески Этерны - 3)
*********************************************
если едешь на войну, постарайся обогнать шпионов
тайные посланники имеют обыкновение попадаться. Особенно если их ловить.
Вейзель - единственный из известных мне военных, которому уже уготовано местечко в Рассветных Садах. Вы не поверите, но он безгрешней младенца и нравственней Мирабеллы Окделлской. И при этом его не хочется пристрелить…
- Рокэ, вы опять пили, - произнес он вместо приветствия.
- Пришлось, Курт! - мурлыкнул Алва. - Был такой повод…
- Вы всегда находите и повод, и вино.
- Повод без вина - это страдание, вино без повода - пьянство.
бить врагов удобней в чужом доме, а не в собственном. Чтоб потом не вставлять окна и не менять ковры…
Самое удивительное в этом сорванце, что он умудрился дожить до своих лет…
Молодость беспощадна. Как и старость. В пятнадцать уверен, что тем, кто старше тебя на десять лет, пора на кладбище, в шестьдесят двадцатилетние кажутся дурачками, их пытаются водить на веревочке, они срываются и ломают себе шею.
Увы, мы живем в мире, который меняется быстрее, чем наша стратегия.
- Рокэ, если вы погибнете…
- Что ж, - синие глаза бешено сверкнули, - значит, я еще и это могу!
император слишком умен, чтоб сваливать на полководцев вину своих шпионов и чужих дураков
- Вам понравился абордаж?
- Все было очень мило, - огрызнулся Валме, - только тесновато.
- Вам наступали на ноги? - участливо спросил маршал. - Сочувствую, но сейчас будет легче. Галеас шире галеры, верхняя палуба свободна, вам будет где разгуляться. Правда, и защитников больше раза в два-три, но у каждой розы есть свои шипы…
Умные женщины да еще на нужном месте - редкость, их следует беречь.
еще вопрос, кого называть баловнем судьбы: того, кого милуют пули, или того, в кого не стреляют…
приказ отправится в Ургот к тамошнему послу. Граф Шантэри кажется выжившим из ума сентиментальным старцем, но он здоров, как бык, и хитер, как десяток лисиц, - другого при дворе урготского выжиги держать бессмысленно
придворный курятник
Когда не знаешь, что говорить, нужно цитировать.
- что вам больше нравится: гражданские войны или дворцовые перевороты?
- Ни то, ни другое, хотя гражданская война - дочь неудачного переворота.
- Иногда. А мир часто сын удачного переворота. Я говорю «удачный», а не «успешный».
- Ты хочешь монсеньора или никого, - очень спокойно произнесла Луиза.
- Да, - выпалила дочь, - мама, ты не понимаешь! Луиза не должна была смеяться, ни в коем случае не должна, но она не выдержала. Она не понимает?! Она!!! Разрубленный Змей, что ж такое творится?! Три дуры на одного герцога! Создатель, что будет, когда кэналлиец узнает, что без него не только его женили, но и наследников завели…
- Мама, - на ресницах дочери задрожала слезинка, - я… Ты не скажешь Айрис?
Луиза только руками замахала. Ей было жаль: себя, Айри, Селину, - но остановиться она не могла. Леворукий и все кошки его, сколько ж по Талигу баб спят и видят синеокого красавца?
- Не скажу, - выдавила наконец госпожа Арамона, - но… Вы подвенечное платье, часом, еще не заказали?
- Нет, - удивилась дочь, - мы же не знаем, когда они вернутся.
Луиза закусила губу, чтоб снова не разоржаться, и пулей вылетела из комнаты.
Даже правда может быть полезной. Иногда и не всем, но может.
Надо полагать, придды и прочие карлионы ненавидели его, в том числе и за это. Иметь возможность и не сожрать - какой мерзавец!
- Никогда не проси прощения, если не виноват, это неразумно
- Кэналлийцев не нужно охранять, - голосишко Катарины дрожал, но она не сдавалась. - Введите туда войска и посчитайте, сколько оттуда сумеет выйти.
- Марсель, вы решили уморить себя голодом? Это один из самых отвратительных способов самоубийства.
- Вот еще, - возмутился Валме, хватаясь за нож. - Просто я не умею одновременно ужинать и скорбеть о бедах отечества.
- Учитесь, - посоветовал Ворон, - иначе заработаете несварение.
Мертвых надо хоронить, иначе начнется чума.
- Я смеюсь надо всем, - признался Ворон, - но это не мешает мне говорить правду.
- Я хочу, чтобы вы написали на меня донос. Если, разумеется, вы этого до сих пор не сделали.
Столько раз выходить сухим из воды может только предатель
*****************************************************************
Камша Вера - Зимний излом. Том 1. Из глубин (Отблески Этерны - 4)
*****************************************************************
говорил, что родословная - дело собачье, а не человеческое
Талигойская кровь в Раканах сошла на нет давным-давно, но беда была не в этом. Кровь может быть хоть гоганской, хоть бирисской, главное - понять и полюбить не свои выдумки, а настоящую страну или живого человека. Сюзерену это не грозило, Альдо видел только то, что хотел. А слышал себя и только себя.
Что останется от армии, если наплевать на приказы?А что останется от совести, если выполнять всё, что велят?
пока не наступит конец света, носы в замочных скважинах не иссякнут
нет ничего хуже сановных дураков со связями. Я не про оболтусов вроде тебя, ты рано или поздно перебесишься, а про баранов, вообразивших себя морисками. Ездить на них нельзя, но их можно и нужно стричь.
обиженные Создателем склонны обижаться на одаренных Им
Твердят обиженные о смирении, но видят в мечтах своих лишь унижение одаренных и себя в одеждах чужих, но свинья под седлом отвратна, а кровный конь и в хлеву стати не утратит.
Я могу предать либо обоих, либо никого.
не стоит смотреть в глаза тем, кто сильнее. Особенно упавшим, это плохо кончается.
- Я сильней Валентина, - выкрикнул Ричард, - я его гонял по парку, как овцу!
- Тем хуже! Не проиграть, когда победить невозможно, - это больше, чем победить.
- Здесь врагов нет, - друзей тем более, но Спруты гостя в своем доме не тронут. Не так воспитаны.
Альдо не хочет крови, он ее просто не замечает
- Король, плюющий на мелочи, рискует отправиться в Закат.
А король, который плюет на подданных, рискует в десять раз больше.
ненависть - это тоже любовь, только обиженная... Или страх за тех, кого любишь.
- Айрис, - Луиза ухватила будущую мученицу за плечо, - даже с мерзавцами нужно говорить в приличном виде.
- Господин интендант, - удивился Лаузен, - неужели они у вас еще имеются?
- Сомнения имеются всегда, - назидательно произнес Фок Клеффис, - особенно у интендантов.
- Ротгер, - прикрикнул артиллерист, - ваше шутовство переходит все границы!
- Еще не все, - вице-адмирал откинулся на спинку кресла и заложил руки за голову. - Совершенству предела нет.
- Спасибо, Джереми, - пропыхтел Реджинальд. И зря, потому что Джереми - лакей не по роду занятий, а по сути. Таких не благодарят, и уж тем более таким не верят.
румяна мешают изображать умирающую козу. Румяных мужчины волокут в постель, бледным целуют руки. Такова жизнь: на лебедей любуются, кур едят, а те, кто этого не понимает, - дуры.
- Всегда хорошо, когда вражеский адмирал - дурак, - согласился Рангони, - а еще лучше - дура.
был достаточно знатен, чтоб стать адъютантом адмирала, и достаточно толков, чтоб не терпящий высокородных обалдуев Олаф его не выгнал
- Ах, - закатила глаза капитанша, - я попала в легенду!
Правильнее сказать, вляпалась.
Еще вопрос, что из чего вылупилось: норов надорской дуры из свалившихся на нее несчастий или несчастья из норова.
верный Реджинальд был готов сразиться за свою даму не только с какой-нибудь изначальной тварью, но и с родственницей
- Господин Вальдес, - говорить Олафу было трудно, но он не замолчит, пока не скажет всё, что хочет, - я рад, что могу сам назвать свое имя. Я - Олаф Кальдмеер.
Бешеный присвистнул.
- А мне казалось, я вас так хорошо не узнал! Что ж, яйца разбиты, молоко пролито, и выбора больше нет. Мне это не нравится, я люблю свободу маневра.
- Я бы тоже предпочел другой исход, - натянуто улыбнулся Олаф, - уверяю вас.
- Вы знали, что придет помощь, или собирались умирать всерьез? - Олаф всё же умудрился сесть, привалившись к подушкам, этого еще не хватало!
- Знал. - Бешеный отодвинул портьеру, тускло блеснуло окно, за ним бесновалось что-то неимоверное. - Ну и умирать немного собирался. Так, на всякий случай.
Не прошло и пятидесяти лет, как ее схватил за шиворот вечный женский вопрос - что надеть? Какая прелесть, и главное - как вовремя!
Если талигойское рыцарство сплошь и рядом было таким, его следовало закопать в негашеной извести четыреста лет назад вместе с духом. Как падший от ящура скот.
Душу надо застегивать, тогда в нее не плюнут.
- Я не имею обыкновения спрашивать у дамы, ведьма ли она. Это в конце концов невежливо...
********************************************************************
Камша Вера - Зимний излом. Том 2. Яд минувшего (Отблески Этерны - 4)
********************************************************************
толпа не разбирает, толпа не боится, толпа не милует, она понимает только силу. Вырвавшуюся ярость можно затоптать лошадьми, вымести картечью, загнать в горящие дома, но лучше до этого не доводить.
– Так… государственная измена… Это не ко мне, а к господину в перевязи и десятку мерзавцев, которых я прикончил… если не ошибаюсь, в восьмой день Осенних Волн уже прошлого года. Теперь предъявить обвинения покойным могут разве что закатные кошки, предоставим это им… Дальше у вас… Ага… множественные убийства. Тут, как говорится, на войне как на войне… Врагов моего короля и моего королевства я убивал и убивать буду, иначе какой же я Первый маршал Талига.
Властью я не злоупотреблял. Я ее употреблял по назначению. Уничтожал врагов Талига и тех, кто по глупости или трусости играл им на руку, а вот бездействие… Чего не было, того не было. Это покойный Карлион бездействовал, в связи с чем мне и пришлось злоупотребить пистолетом по причине отсутствия власти.
Неповиновение короне? Смотря какой. Приказы моего короля я исполнял неукоснительно, что до корон дриксенской и гайифской, то увы… Их приказы исполняли те, кого я убивал по долгу службы и велению сердца.
Оскорбление величества и дома Раканов… Налицо явная путаница. В доме Раканов, как и везде, попадались всякие. Кто-то являлся оскорблением для своего рода, кто-то – наоборот. Я им не судья, но при чем здесь отсутствующий молодой человек в белых штанах? Он не станет королем Талига, даже сняв оные согласно гальтар-скому обычаю. Впрочем, если ему приятно считать себя оскорбленным, я никоим образом не возражаю.
Что там у вас еще? Ах да… Чарльз Давенпорт, подрядчики и меч… Судя по всему, речь идет о теньенте, которому я устроил выволочку на предмет исполнения приказа первого из убиенных мной Килеан-ур-Ломбахов… Вот где, кстати говоря, имело место преступное бездействие. Судя по всему, урок пошел молодому человеку впрок. Надеюсь, господин Давенпорт продвинется по службе дальше своего отца. Тот – хороший генерал, но маршалом станет вряд ли.
Подрядчики с гнилыми досками? Могу посоветовать повесить тех, кто эти доски покупал, это обычно помогает… И что у нас осталось? Поразивший воображение моего бывшего оруженосца меч?
Будь он в той же степени дорог королеве Бланш, она бы утащила его с собой вместе с драгоценностями, среди которых затесались и фамильные камни Людей Чести, пожертвованные на защиту тогда еще Кабитэлы… Королева решила, что камни важней дурно откованной железки, и я ее понимаю. Как бы то ни было, меч достался Ол-ларам, и они имеют на него не меньше прав, чем предки
Готфрида на марагонские изумруды, которые они, в смысле предки, выковыряли из чужой короны и вставили в свою. Господа, я удовлетворил ваше любопытство?
Господа смотрели на бледного черноволосого человека, как на выходца. Первым очнулся супрем.
– Это все?! – Вороном называли Алву, но каркнул именно Кортней. – Все, что вы можете сказать в своем последнем слове?
– В последнем? – поднял бровь Алва. – Последнее слово я скажу не сейчас и не вам.
– Герцог Алва смел, – Альдо все еще удерживал вожжи, – я бы даже сказал, слишком. Он не похож на слабоумного, значит, у его наглости есть объяснение.
– В древности подобные поступки объясняли благородством. – Лед погас, Валентин вновь был спокоен. – Я знаю, что герцог Окделл придерживается иных взглядов. Его право и его выбор. Кстати говоря, не первый.
– Я не позволю оскорблять себя на глазах Альдо! – Упавшее кресло, обнаженный клинок, и голодное солнце на потолке… – На глазах его величества… Не позволю!
– Я охотно оскорблю вас в любом удобном для вас месте.
Господа, вы будете смеяться, но при Эрнани судили исключительно виновных. Более того, все они признавали как свою вину, так и полномочия судей. Я не признал ни первого, ни второго, значит, нас рассудят гальтарские боги. Или, если угодно, демоны!
– Это кощунство! – крикнул гуэций. – Кощунство перед лицом его высокопреосвященства.
Кардинал не откликнулся. Ворон слегка повернул голову.
– Это всего лишь законы, сударь. Гальтарские законы.
Защищая тех, кого не обвиняют, вы указываете на возможного преступника…
исполняя приказ Первого маршала Талига, уведомляю вас, что господину Окделлу не грозит ничего, кроме мук совести, каковые ему также не угрожают
– Мы все рождаемся людьми, а если повезет, ими и умираем…
Если сначала Рамиро, а потом Франциск глядели на Октавию, как Ларак на капитаншу, неудивительно, что бедная женщина стала святой. У нее просто не осталось выхода.
О том, что красота требует жертв, а придворная жизнь – красоты, адуан и волкодав не задумывались. Они просто страдали.
Марсель отстегнул от пояса коричневый с ласточкой футляр, стараясь не думать об украшенном аквамаринами кинжале. Подарок Фомы отменно бы выглядел в глазнице Ракана, но для первого визита это было бы слишком невежливо, к тому же Альдо мог увернуться.
Что легче: потерять любимого или любовь?
цепные псы лишними не бывают, просто они должны знать свое место
– Не предать – не значит хоронить себя заживо.
***********************************************
Камша Вера - Сердце Зверя (Отблески Этерны - 5)
***********************************************
на крыльях зависти летают даже каплуны
– Фердинанд был добрым, – Марсель поднял бокал, – а добрый король – это страшное зло.
– Глупость наказуема, – объявил вслух Валме. – Некоторые полагают дружбу глупостью, следовательно, дружба наказуема.
читать дальшеМногоопытные дипломаты сошлись на том, что Фома, исходя из естественной тяги подобного к подобному, приставил к дураку Ракану дурака Валме.
Господа, я постараюсь быть краток и однозначен настолько, насколько сие возможно для законника.
Говорили торопясь и не очень толково, потому что военные никогда не поймут купцов, дипломатов, сановников, а если поймут, то их следует называть иначе. Не генералами и не маршалами, а проэмперадорами, регентами, королями…
Милая Катари объявила талигойцам и послам Золотых земель, что ваш покорный слуга отбыл к северным армиям. Я решил согласиться. Подобная новость расположит «гусей» к осторожности, а «павлинов» – к беспечности, что в нашем нынешнем положении нелишне. К тому же будет несправедливо, если ее величество уличат во лжи именно тогда, когда она едва не сказала правду.
– Передать корнету Окделлу, что вы заняты? – услужливо подсказал Сэц-Ариж.
– Нет… Пусть войдет, и, во имя Леворукого, не называй его корнетом!
– Простите, монсеньор, это лучшее, что можно о нем сказать.
Спасибо Кэналлийский Воронёнок иначе я ещё долго не добрался до этой серии.
*********************************************
Кошка - не человек, ей глаза не отведешь. Эти маленькие вольные твари не только чуют всех, владеющих магией, но и сами ей сопричастны, потому-то раттоны их и ненавидят. И ненависть эта взаимна. Если кошек начинают гнать, проклинать, называть нечистыми, предавшимися злу тварями, ищи поблизости раттонов. Одинокий поднял бровь, и кошка, расценив это, как приглашение, прыгнула ему на колени. В зверьке билась магическая искра, маленькая и слабая, но отчетливая. Кошки понимают, что ждет Кэртиану. Кошки, но не люди.
- Сударыня, - офицер изо всех сил старался сохранить спокойствие, - вы пережили ужасное потрясение.
- Глупости, молодой человек. Никто меня не тряс. Меня разбудила собака, я взяла пистолеты и пошла по -смотреть. В комнате кто-то был...
- И вы выстрелили?
- Разумеется, - с достоинством ответила вдовствующая принцесса. - Я в том возрасте, когда от мужчины в спальне ничего хорошего ждать не приходится.
Люди не лошади, не стоит судить об их достоинствах по родословной.
Благородство предков не извиняет подлости потомков. У нас говорят - знатное имя для мерзавца то же, что красная юбка для старухи.
- тут, говорят, идет форменное сражение?
- Скорее, форменный разгром. Кампания безнадежно проиграна.
- Нет безнадежных кампаний, есть безнадежные дураки.
- Насчет войны спорить не стану, - хмыкнул Салиган, - вам виднее, но тут мы имеем именно разгром.
- Я стараюсь не менять своих принципов.
- Похвально. Я тоже, ведь нигде не сказано, что можно менять то, чего нет и не было...
- Люди Чести не станут влезать в неравную драку. Они обойдутся парочкой арбалетчиков на крыше...
- Вы лишили меня возможности отстоять свою честь!
- Вы и впрямь полагаете, что дуэли существуют для этого?
- Юноша, - герцог улыбнулся столь ненавистной Дикону улыбкой, - вы что-то путаете. Я не питаюсь детьми и не гоняю оленей и ланей. Если охотиться - то на кабана. Кто учил вас держать шпагу? Я не имею в виду Арамону, это не фехтовальщик, а обезьяна.
- Капитан Рут.
- Старый, добрый слуга...
- Он не слуга, он - друг! - Зачем он это говорит? - Он учил моего отца...
- Печально... Ваш отец был честным человеком, до такой степени честным, что не сразу согласился подослать ко мне убийц, но дрался более чем средне. Если хотите через три года сыграть со мной на равных, вам нужен другой учитель. Беда в том, что из известных мне фехтовальщиков не годится никто, так что придется мне вас учить самому.
- Господин Первый маршал! - Посланец был явно ошарашен. - Вы должны быть у Его Величества.
- Я никому ничего не должен. - Рокэ отложил инструмент и взял бокал. Выпил он немало, но глаза смотрели твердо и осмысленно. - Сегодня я хочу сидеть у камина и пить «Дурную кровь». И я буду сидеть у камина.
- Его Величество...
- Во дворце целая армия придворных. Полагаю, они в состоянии чем-то занять одного короля. Ступайте назад и передайте, что маршал Рокэ пьян и предлагает всем отправиться к кошкам и дальше.
- Но, господин герцог, я не могу...
- Ну, тогда соврите что-нибудь куртуазное. Хотите выпить?
- Нет...
- Врете. Хотите, но боитесь...
Никогда не надо мчаться на зов, даже к королям. Королей, женщин и собак следует держать в строгости, иначе они обнаглеют. Уверяю тебя, нет ничего противней обнаглевшего короля...
у Добра преострые клыки и очень много яду. Зло оно как-то душевнее...
- Я начинаю думать, что вы и впрямь свихнулись.
- Только начинаете? Помнится, девять лет назад в этом самом кабинете вы меня назвали сумасшедшим, потому что я решил обойтись без пехоты. Семь лет назад сие почтенное звание было подтверждено из-за того, что я не стал ждать весны, а ударил осенью. Пять лет назад я сошел с ума, рванув через болота, которые кто-то там объявил непроходимыми, а все и поверили. Считайте меня рехнувшимся, мне не жалко, только не мешайте. Война мое дело и ничье больше.
- Так что же вы все-таки намерены делать?
- Понятия не имею, - пожал плечами Первый маршал Талига, - но что-нибудь точно сделаю.
- Как вы нашли Кагету, мой молодой друг? - Холеная рука ласково коснулась роскошной оранжевой розы, на которой еще блестели капли росы.
Как он нашел Кагету? Чудовищной. В Талиге, Бергмарке, Агарии жили по-всякому, но такой пропасти между глупой роскошью и кромешной нищетой Эпинэ не видел. Жалкие крестьяне и чванные казароны, бесконечные казароны... Казароны в золоте, казароны в серебре, казароны в овчинах, казароны в лохмотьях. Тощие овцы и раскормленные лошади, голодные псы и сытые тараканы, горы еды и сморщенные лица нищих, розы, объедки, удушающая жара м не менее удушающее гостеприимство. Пыль, запах горелого жира, усы, сабли, шум и желание убраться отсюда поскорее и поладьте.
- Ваше Величество, Катета прекрасна.
- Значит, вы ее плохо рассмотрели. Это безумная страна, но у нее великое будущее. Вы удивлены, мой друг, но чем? Тем, что я назвал Катету безумной, или тем, что, заговорил о ее величии?
Так... Старик Варзов говорил - если не знаешь, что врать, говори правду, а может, это говорил не маршал Запада, а кто-то другой, но это единственный выход.
- Я удивлен и первым, и вторым.
Я живу в великой стране и не позволю, кому попало ее освобождать.
Людям, юноша, надо доверять. По крайней мере, когда они ненавидят ваших врагов больше, чем вы сами.
Неожиданность, Ваше Преосвященство, бывает двух видов. Когда вас еще не ждут, и когда вас уже не ждут.
- Победу делают из того, что под руки подвернется
Его много раз называли безумцем перед битвой и еще никогда - после.
Робер наконец понял, в чем основная беда казаронской кавалерии. Не считая глупости, разумеется.
В Талиге полковые лошади примерно одинаковы. Конечно, офицеры побогаче заводят себе морисков и макланов, но соразмеряют их бег с возможностями остальных коней, а всадники и лошади знают свое место в строю. Катеты же отродясь не воевали такой массой. Да, многие из них были хорошими наездниками, а у некоторых были сносные кони, но хватало там и перекормленных, и, наоборот, полудохлых с голоду.
Казароны, желая похвастаться многочисленностью личных дружин, притащили с собой всех, кого могли найти. Естественно, по краям ставили воинов на хороших лошадях и в добротных одеждах, а внутри, где не видно, всадники сидели чуть ли не на водовозных клячах. Пока дружины стояли на месте, это придавало им внушительности, как только они сорвались и галоп, произошло неизбежное. Передние наездники, краса и гордость казаронских дружин, ушли вперед, за ними нещадно нахлестывали лошадей те, кто поплоше, сквозь которых прорывались обладатели хороших скакунов из задних рядов. Разноцветные отряды смешались, свои мешали своим, Алве осталось лишь усугубить сумятицу, что он и проделал с присущей ему выдумкой.
Кагеты победнее при виде втоптанного в землю золота не выдерживали и бросались его собирать. Мчавшиеся сзади всадники побогаче не могли или не хотели сдерживать лошадей и сбивали бедных и жадных. Лишившиеся еще до схватки наездников кони бестолково носились по полю, усиливая суматоху. Казароны, еще не вступив в бой, разделились на три части, смешали ряды и умудрились передавить друг друга, хотя их все равно оставалось во много раз больше, чем талигойцев.
Ричард с удивлением уставился на диковинное зрелище. Назвать то, что, вопя и сверкая на солнце, надвигалось на отряд Савиньяка, регулярной кавалерией, было трудно.
Казароны напоминали то ли толпу ряженых, то ли Дикую Охоту из старой сказки, но не страшную, а нелепую. Разномастные, разнопородные кони, разноцветные одеяния, диковинное оружие. Кто-то размахивал прямым мечом, кто-то кривым, дюжий толстяк потрясал шипастой булавой, рядом недомерок в огромной шапке быстро крутил непонятную штуку на цепи, сверкали секирищи, секиры и секиришки, топорщились пики и какие-то крючья, трепыхались плащи, перья, волосы, разноцветные хвосты, звериные шкуры.
Одни кони казались свежими, другие были покрыты пеной и спотыкались, но всадники продолжали их нещадно нахлестывать. Если кто-то отставал, на его место протискивался другой, попроворней. Все были заняты погоней и тем, чтобы обогнать товарищей, по сторонам никто смотреть и не думал.
Атаковать построившуюся в каре пехоту конным строем - это риск, бросаться на ощетинившуюся пиками живую крепость, не соблюдая никакого строя, - самоубийство.
- Полководец не должен сам браться за саблю, сын сестры. Его оружие - это его голова.
Главным врагом Адгемара был не Алва, а казароны, которые мешали ему делать то, что он считал нужным. Лис хотел быть королем, а не казаром, ему нужна была абсолютная власть, и он добывал ее на Дарамском поле
Отучить брать заложников можно одним способом - не щадить тех, кому не повезло.
***********************************************
Камша Вера - Пламя Этерны (Отблески Этерны - 0)
****************************************************
Камша Вера - От войны до войны (Отблески Этерны - 2)
****************************************************
Алва - чужак, которого вы, друзья мои, презираете, потому что иначе вам пришлось бы презирать самих себя, а это неприятно.
Кардинал обвел взглядом замерший зал. По нарочито непонимающим лицам или с трудом сдерживаемым ухмылкам было очевидно - большинство Лучших Людей тоже вспомнили. Конхессер и его сторонники держались - как-никак многоопытные дипломаты, но до них уже дошло, что Алва столкнул Гайифу в ту самую яму, которую долго и упорно рыли для Талига, и спел на ее краю романс. Вот и говори после этого, что военный не может быть политиком.
не удержавший руку самоубийцы разделяет его грех.
Юноша пробовал говорить с Жилем и об этом, и о том, что надо думать о близких, но нарывался на неодобрительный взор и очередную балладу Марио Барботты. Дик ни разу не слышал столь любимого Жилем менестреля живьем, но юноше очень хотелось его удавить. Чувства Ричарда в полной мере разделяли многие офицеры Южной Армии, так что Барботта, окажись он в их обществе, изрядно бы рисковал.
- Запомните, юноша, - Рокэ поправил крагу, - настоящее отчаяние не ходит под руку с болтовней. Тот, кто не хочет жить, умирает молча.
- Все было так хорошо, - в голосе Рокэ звучала несвойственная ему тоска, - и тут появились вы!
Садись, Дикон, в ногах правды нет. Впрочем, в чем она есть, никто не знает.
Мой тебе совет, Дикон, не считай опущенные глаза и срывающийся голосок признаком добродетели. Чем наглей и подлей шлюха, тем больше она походит на праведницу.
Цилла выпалила:
- Ненавижу бабушку! Старая жаба!
- А ты - молодая, - огрызнулся Жюль.
- Рокэ, - генерал-церемониймейстер говорил столь же громко и недовольно, как Жиль Понси, - существуют неписаные законы. Победитель въезжает в столицу на белом коне. У ворот Олларии нас ждут люди с подходящим жеребцом...
- Хватит, Фридрих, - Рокэ небрежно взмахнул перчатками, - мне и до писаных-то законов дела нет, а уж до неписаных! С тем, что к любой удаче присасываются десятки двуногих, не имевших к ней никакого отношения, ничего не поделаешь, но лошадей со стороны я не потерплю.
Дик видел, как дрогнули ресницы Катарины Ариго, в своих тяжелых одеяниях она казалась особенно хрупкой и нежной, такой же, как святая Октавия... Трактирный художник сумел поймать это неуловимое обреченное очарование, а придворные живописцы старательно изображали парчу и жемчуга, но не задумывались о душах тех, кого рисовали.
Как просто заставить людей слушаться. Не думай, что они могут не исполнить приказания - и готово.
- Если сердце говорит - иди, а разум спрашивает - зачем, надо слушать сердце.
Его Высокопреосвященство кардинал Талига обозрел свою персону в зеркале и усмехнулся, вспомнив Авнира с его длинным бледным лицом и голодным блеском в провалившихся глазах. Епископ Олларии куда больше похож на закоренелого злодея и изверга, чем страшный Дорак.
Клирики высшего разбора бывают интриганами реже - фанатиками и почти никогда святыми.
Оллар в свое время сказал, что любить Создателя и любить женщину следует подальше от чужих глаз. Неудивительно, что разбивающий себе лоб епископ для собратьев в олларианстве был как гвоздь в сапоге.
кошки пестры снаружи, а людишки изнутри
была бы грязь, а свинья придет...
чуть ли не в первый раз в жизни ломился в открытые ворота, это было удивительно странное чувство
Квентин Дорак полагал, что договор в первую очередь выгоден Талигу и его союзникам, но не счел нужным разубеждать гостя. Зачем? Оноре делает то, что велит его совесть, кардинал Талига то, что подсказывает разум, а в выигрыше остаются и Талиг, и Агарис.
живущий чужим умом теряется, когда сталкивается с тем, кто живет своим
сожалеет о людском несовершенстве, но не осуждает за него
Любовь не может быть грехом. Грехом может бьггь жажда обладания, измена, обман, но не любовь!
молитва может быть вознесена отовсюду, лишь бы шла от чистого сердца
Наль что-то проблеял об осторожности, и Дик проводил его до ворот. Вообще-то следовало дать кузену по голове и запереть в подвале, чтобы не шлялся один по темным улицам, но хорошие мысли, как правило, запаздывают.
- Нельзя сравнивать смирение с...
- С безмозглостью? Отчего бы и не сравнить?
- Вы и вправду еретик, герцог, - грустно сказал проповедник.
- Еретик? Нет, что вы. Еретиками называют друг друга люди благочестивые, полагая, что они верят правильно, а другие - нет. Я - простой безбожник.
- Вы клевещете на себя.
- Ни в коем случае. Поверьте, лучшее, что можно сделать для вашего Создателя, это не верить в него. Иначе вам пришлось бы благодарить его за то, что учинил милейший Сильвестр.
Возвращайтесь в свою спальню, Килеан. Вы больны и не можете исполнять свои обязанности. Адъютант, - комендант Ворона больше не занимал, - потрудитесь прислать к господину генералу врача. Полковник Ансел, на время болезни коменданта будете его замещать.
- Герцог Алва, - выкрикнул Килеан, - я здоров. Я исполнял приказ, и я не потерплю...
- Потерпите! - отрезал Рокэ. - Адъютант, у генерала горячка, он бредит. Соизвольте проследить, чтобы он не пытался покидать своих комнат, возможно, его болезнь заразна. Приставьте к дверям охрану.
- Я здоров, - угрюмо повторил Килеан-ур-Ломбах.
- В таком случае вы или трус, или предатель, или дурак, а скорее всего, и то, и другое, и третье. Впрочем, решать, здоровы ли вы, будет врач. Адъютант, перо и бумагу!
запомните на будущее - мародеров следует вешать на месте, если вы, разумеется, не желаете командовать шайкой грабителей. Сначала - мародеры, потом - все остальные, даже шпионы.
Нельзя жить среди собак и мяукать. Если ты, разумеется, не лев.
- Монсеньор, - человечек дернулся и зачастил, одновременно пытаясь снять пресловутый ошейник. - Авнир нам проповедовал... он нас призывал... он дал отпущение...
- И прекрасно, - кивнул Алва. - Предстанешь пред Создателем в отпущенном виде, это поможет твоей загробной карьере.
- Ричард, - голос Алвы был ровным и равнодушным, - отправляйтесь домой и развлеките наших гостей рассказами о моих зверствах.
- Вы больны, в этом нет сомнения. Я рад.
- Рады? - кардинал невольно расхохотался. - Я знал, что Люди Чести меня ненавидят, но полагал Повелителя Ветров исключением.
- Из ряда ваших недоброжелателей или из числа Людей Чести?
на весах Создателя доброе сердце перевешивает злой язык
помни, пока душа твоя знает сомнение, ты слышишь голос Его
Не откладывайте на завтра, если можно убить сегодня. Никогда!
- Чудовище, - изрек Лионель.
- Сам знаю.
Замечательный человек. Когда раздавали совесть, граф забился в самую глубокую нору, когда раздавали мозги и страх - прибежал первым. С большим котелком.
У графа Рафиано притча была на каждый случай жизни. Двумя третями своих дипломатических побед экстерриор был обязан именно побасенкам. Сильвестр подозревал, что половину из них граф придумывает на ходу, но это лишь увеличивало уважение к дипломату.
- Одному трактирщику приносили огромный ущерб поселившиеся в его амбаре крысы, - Рафиано горестно вздохнул. - Трактирщик же, будучи богобоязненным эсператистом, боялся завести кота и, чтобы прогнать грызунов, поселил в амбаре осла. Осел был очень честным, он гордился оказанным ему доверием и изо всех сил исполнял свой долг. Увы, крысы и мыши продолжали грызть сыры и колбасы, а осел, гоняясь за ними, ронял крынки с молоком и сметаной и опрокидывал мешки с крупами и мукой. И тогда жена трактирщика выгнала осла из амбара и стала возить на нем воду, а в амбар пустила кошку с котятами.
Каждый должен находиться на своем месте, господа, ибо честность не заменит умения, а исполнительность - способностей.
Молодец Рафиано. Уж он-то точно умен, способен и занимает свое место. Его Высокопреосвященство улыбнулся:
- Я на стороне трактирщицы. Осел должен быть ослом, а кот - котом. Тем более, что олларианская церковь отнюдь не считает этих животных воплощением мировой скверны. Возвращаясь же к нашему ос... коменданту Олларии
- Значит, нас ждет мир, - красивое лицо скривилось, словно Рокэ смотрел на что-то донельзя отвратительное, - и помоги нам Леворукий его пережить, а с войной мы как-нибудь справимся.
игра в благородство - штука заведомо проигрышная
Любовь живет в том, кто любит. Для нее нет разницы между коровницей, королевой и святой. А если есть, если мужчина готов взять приглянувшуюся ему женщину силой, за деньги, обманом, это не любовь.
Первыми в новом реестре шли Манрики, Колиньяры и их многочисленные родичи и подхалимы вроде Залей, которым Сильвестр не доверил бы даже прошлогодний снег.
кто знает, может быть корона способствует вырождению
- Двадцатилетняя война выиггана случайно. Таланты Алонсо Алвы пгеувеличены, если бы не...
- Великолепный поросенок!..
- Что вы, вот в прежние времена... дневник моего прапрадеда... он был...
- ... выпотрошен и начинен яблоками...
- Это был заговог, в нем пгинимали участие...
- ... кардамон и мускатный орех...
- ... и так старые законы и старые порядки...
- ... пгивели к падению великой Талигойи...
- Наш долг и наша святая обязанность освободить...
- ... это восхитительное блюдо...
- И тогда ггаф Каглион бгосил в лицо своему палачу...
- Любезный, поднесите мне вот того гуся...
- Люди Чести никогда не будут... - ... отдавать долги... - Это кэналлийское неплохо, но тем не менее... - Я очень уважаю господина Штанцлера. Однако его происхождение, мягко говоря, сомнительно...
- Дриксенского гуся не узнать невозможно, какая бы ни была приправа...
- Стагейшее двогянство Талигойи всегда готово...
- ... незамедлительно выпить за грядущую победу над...
- ... любезным отечеством...
- Граф, я вас уважаю... Вы не представляете, как я вас уважаю, потому что вы...
- ... мегзавец, мегзавец и еще газ мегзавец...
- Кэналлийцы всегда были негодяями и пгедателями, для них нет ничего святого, кгоме...
- Отечества...
- Какая чудовищная подлость!
- У Людей Чести одна дорога в...
- тайный орден, чья цель - уничтожить великую державу... Рука ордена чувствуется во всем и...
- мы собрались здесь не просто так, но...
- отведать эту замечательную курицу по-гогански...
- Барон, как я счастлив вас...
- ... вымочить в уксусе...
- Эта стгана...
- ... несколько жестковата, но под хорошее вино...
- Мы с вами, дорогой граф, разумеется, понимаем что...
- ... язык лучше всего натирать шафраном...
- Что стряслось? Вы спрятали в моем доме еще парочку святых?
- Воистину нет логики более женской, чем логика мужчины, забывшего, гм, мужское дело
- Труп врага всегда пахнет хорошо, - заметил Манрик.
- Тот, кто это сказал первым, - назидательно произнес Алва, - несомненно страдал от неизлечимого насморка.
Цепь должна быть крепкой, а Рокэ изворотлив, как все кошки мира. Если он будет болтаться в Олларии, то поймет, к чему все идет, и найдет способ избежать короны, но во время войны Ворон видит только войну, вот пусть и воюют.
Покойные вели себя нагло, за что и поплатились.
- А вы?
Казалось, этот вопрос его удивил.
- Я? Я никогда не лаю, Ваше Высокопреосвященство, - размеренно произнес Ворон, - и даже не кусаю. Я рву глотку.
Заставив Августа Штанцлера выпить бокал хорошего вина, вы откланялись, причем пустили коня в такой галоп, что сбили мирного горожанина...
- ... и вашего прознатчика?
- Нет, мой прознатчик успел отскочить, это был человек гайифского посла.
Никогда не понимал вашей ужасающей откровенности.
- Не обращайте внимания, - пожал плечами Рокэ, - еще одна игра. Люди обожают кутать свои довольно-таки мелкие мыслишки в шелка и бархат. Их бесит, когда кто-то не только сам ходит голым, но и с них сдирает тряпки.
Как хорошо быть женщиной. Женщина не обязана быть умной, более того, в присутствии уродов умная женщина просто обязана быть дурой...
*********************************************
Камша Вера - Лик Победы (Отблески Этерны - 3)
*********************************************
если едешь на войну, постарайся обогнать шпионов
тайные посланники имеют обыкновение попадаться. Особенно если их ловить.
Вейзель - единственный из известных мне военных, которому уже уготовано местечко в Рассветных Садах. Вы не поверите, но он безгрешней младенца и нравственней Мирабеллы Окделлской. И при этом его не хочется пристрелить…
- Рокэ, вы опять пили, - произнес он вместо приветствия.
- Пришлось, Курт! - мурлыкнул Алва. - Был такой повод…
- Вы всегда находите и повод, и вино.
- Повод без вина - это страдание, вино без повода - пьянство.
бить врагов удобней в чужом доме, а не в собственном. Чтоб потом не вставлять окна и не менять ковры…
Самое удивительное в этом сорванце, что он умудрился дожить до своих лет…
Молодость беспощадна. Как и старость. В пятнадцать уверен, что тем, кто старше тебя на десять лет, пора на кладбище, в шестьдесят двадцатилетние кажутся дурачками, их пытаются водить на веревочке, они срываются и ломают себе шею.
Увы, мы живем в мире, который меняется быстрее, чем наша стратегия.
- Рокэ, если вы погибнете…
- Что ж, - синие глаза бешено сверкнули, - значит, я еще и это могу!
император слишком умен, чтоб сваливать на полководцев вину своих шпионов и чужих дураков
- Вам понравился абордаж?
- Все было очень мило, - огрызнулся Валме, - только тесновато.
- Вам наступали на ноги? - участливо спросил маршал. - Сочувствую, но сейчас будет легче. Галеас шире галеры, верхняя палуба свободна, вам будет где разгуляться. Правда, и защитников больше раза в два-три, но у каждой розы есть свои шипы…
Умные женщины да еще на нужном месте - редкость, их следует беречь.
еще вопрос, кого называть баловнем судьбы: того, кого милуют пули, или того, в кого не стреляют…
приказ отправится в Ургот к тамошнему послу. Граф Шантэри кажется выжившим из ума сентиментальным старцем, но он здоров, как бык, и хитер, как десяток лисиц, - другого при дворе урготского выжиги держать бессмысленно
придворный курятник
Когда не знаешь, что говорить, нужно цитировать.
- что вам больше нравится: гражданские войны или дворцовые перевороты?
- Ни то, ни другое, хотя гражданская война - дочь неудачного переворота.
- Иногда. А мир часто сын удачного переворота. Я говорю «удачный», а не «успешный».
- Ты хочешь монсеньора или никого, - очень спокойно произнесла Луиза.
- Да, - выпалила дочь, - мама, ты не понимаешь! Луиза не должна была смеяться, ни в коем случае не должна, но она не выдержала. Она не понимает?! Она!!! Разрубленный Змей, что ж такое творится?! Три дуры на одного герцога! Создатель, что будет, когда кэналлиец узнает, что без него не только его женили, но и наследников завели…
- Мама, - на ресницах дочери задрожала слезинка, - я… Ты не скажешь Айрис?
Луиза только руками замахала. Ей было жаль: себя, Айри, Селину, - но остановиться она не могла. Леворукий и все кошки его, сколько ж по Талигу баб спят и видят синеокого красавца?
- Не скажу, - выдавила наконец госпожа Арамона, - но… Вы подвенечное платье, часом, еще не заказали?
- Нет, - удивилась дочь, - мы же не знаем, когда они вернутся.
Луиза закусила губу, чтоб снова не разоржаться, и пулей вылетела из комнаты.
Даже правда может быть полезной. Иногда и не всем, но может.
Надо полагать, придды и прочие карлионы ненавидели его, в том числе и за это. Иметь возможность и не сожрать - какой мерзавец!
- Никогда не проси прощения, если не виноват, это неразумно
- Кэналлийцев не нужно охранять, - голосишко Катарины дрожал, но она не сдавалась. - Введите туда войска и посчитайте, сколько оттуда сумеет выйти.
- Марсель, вы решили уморить себя голодом? Это один из самых отвратительных способов самоубийства.
- Вот еще, - возмутился Валме, хватаясь за нож. - Просто я не умею одновременно ужинать и скорбеть о бедах отечества.
- Учитесь, - посоветовал Ворон, - иначе заработаете несварение.
Мертвых надо хоронить, иначе начнется чума.
- Я смеюсь надо всем, - признался Ворон, - но это не мешает мне говорить правду.
- Я хочу, чтобы вы написали на меня донос. Если, разумеется, вы этого до сих пор не сделали.
Столько раз выходить сухим из воды может только предатель
*****************************************************************
Камша Вера - Зимний излом. Том 1. Из глубин (Отблески Этерны - 4)
*****************************************************************
говорил, что родословная - дело собачье, а не человеческое
Талигойская кровь в Раканах сошла на нет давным-давно, но беда была не в этом. Кровь может быть хоть гоганской, хоть бирисской, главное - понять и полюбить не свои выдумки, а настоящую страну или живого человека. Сюзерену это не грозило, Альдо видел только то, что хотел. А слышал себя и только себя.
Что останется от армии, если наплевать на приказы?А что останется от совести, если выполнять всё, что велят?
пока не наступит конец света, носы в замочных скважинах не иссякнут
нет ничего хуже сановных дураков со связями. Я не про оболтусов вроде тебя, ты рано или поздно перебесишься, а про баранов, вообразивших себя морисками. Ездить на них нельзя, но их можно и нужно стричь.
обиженные Создателем склонны обижаться на одаренных Им
Твердят обиженные о смирении, но видят в мечтах своих лишь унижение одаренных и себя в одеждах чужих, но свинья под седлом отвратна, а кровный конь и в хлеву стати не утратит.
Я могу предать либо обоих, либо никого.
не стоит смотреть в глаза тем, кто сильнее. Особенно упавшим, это плохо кончается.
- Я сильней Валентина, - выкрикнул Ричард, - я его гонял по парку, как овцу!
- Тем хуже! Не проиграть, когда победить невозможно, - это больше, чем победить.
- Здесь врагов нет, - друзей тем более, но Спруты гостя в своем доме не тронут. Не так воспитаны.
Альдо не хочет крови, он ее просто не замечает
- Король, плюющий на мелочи, рискует отправиться в Закат.
А король, который плюет на подданных, рискует в десять раз больше.
ненависть - это тоже любовь, только обиженная... Или страх за тех, кого любишь.
- Айрис, - Луиза ухватила будущую мученицу за плечо, - даже с мерзавцами нужно говорить в приличном виде.
- Господин интендант, - удивился Лаузен, - неужели они у вас еще имеются?
- Сомнения имеются всегда, - назидательно произнес Фок Клеффис, - особенно у интендантов.
- Ротгер, - прикрикнул артиллерист, - ваше шутовство переходит все границы!
- Еще не все, - вице-адмирал откинулся на спинку кресла и заложил руки за голову. - Совершенству предела нет.
- Спасибо, Джереми, - пропыхтел Реджинальд. И зря, потому что Джереми - лакей не по роду занятий, а по сути. Таких не благодарят, и уж тем более таким не верят.
румяна мешают изображать умирающую козу. Румяных мужчины волокут в постель, бледным целуют руки. Такова жизнь: на лебедей любуются, кур едят, а те, кто этого не понимает, - дуры.
- Всегда хорошо, когда вражеский адмирал - дурак, - согласился Рангони, - а еще лучше - дура.
был достаточно знатен, чтоб стать адъютантом адмирала, и достаточно толков, чтоб не терпящий высокородных обалдуев Олаф его не выгнал
- Ах, - закатила глаза капитанша, - я попала в легенду!
Правильнее сказать, вляпалась.
Еще вопрос, что из чего вылупилось: норов надорской дуры из свалившихся на нее несчастий или несчастья из норова.
верный Реджинальд был готов сразиться за свою даму не только с какой-нибудь изначальной тварью, но и с родственницей
- Господин Вальдес, - говорить Олафу было трудно, но он не замолчит, пока не скажет всё, что хочет, - я рад, что могу сам назвать свое имя. Я - Олаф Кальдмеер.
Бешеный присвистнул.
- А мне казалось, я вас так хорошо не узнал! Что ж, яйца разбиты, молоко пролито, и выбора больше нет. Мне это не нравится, я люблю свободу маневра.
- Я бы тоже предпочел другой исход, - натянуто улыбнулся Олаф, - уверяю вас.
- Вы знали, что придет помощь, или собирались умирать всерьез? - Олаф всё же умудрился сесть, привалившись к подушкам, этого еще не хватало!
- Знал. - Бешеный отодвинул портьеру, тускло блеснуло окно, за ним бесновалось что-то неимоверное. - Ну и умирать немного собирался. Так, на всякий случай.
Не прошло и пятидесяти лет, как ее схватил за шиворот вечный женский вопрос - что надеть? Какая прелесть, и главное - как вовремя!
Если талигойское рыцарство сплошь и рядом было таким, его следовало закопать в негашеной извести четыреста лет назад вместе с духом. Как падший от ящура скот.
Душу надо застегивать, тогда в нее не плюнут.
- Я не имею обыкновения спрашивать у дамы, ведьма ли она. Это в конце концов невежливо...
********************************************************************
Камша Вера - Зимний излом. Том 2. Яд минувшего (Отблески Этерны - 4)
********************************************************************
толпа не разбирает, толпа не боится, толпа не милует, она понимает только силу. Вырвавшуюся ярость можно затоптать лошадьми, вымести картечью, загнать в горящие дома, но лучше до этого не доводить.
– Так… государственная измена… Это не ко мне, а к господину в перевязи и десятку мерзавцев, которых я прикончил… если не ошибаюсь, в восьмой день Осенних Волн уже прошлого года. Теперь предъявить обвинения покойным могут разве что закатные кошки, предоставим это им… Дальше у вас… Ага… множественные убийства. Тут, как говорится, на войне как на войне… Врагов моего короля и моего королевства я убивал и убивать буду, иначе какой же я Первый маршал Талига.
Властью я не злоупотреблял. Я ее употреблял по назначению. Уничтожал врагов Талига и тех, кто по глупости или трусости играл им на руку, а вот бездействие… Чего не было, того не было. Это покойный Карлион бездействовал, в связи с чем мне и пришлось злоупотребить пистолетом по причине отсутствия власти.
Неповиновение короне? Смотря какой. Приказы моего короля я исполнял неукоснительно, что до корон дриксенской и гайифской, то увы… Их приказы исполняли те, кого я убивал по долгу службы и велению сердца.
Оскорбление величества и дома Раканов… Налицо явная путаница. В доме Раканов, как и везде, попадались всякие. Кто-то являлся оскорблением для своего рода, кто-то – наоборот. Я им не судья, но при чем здесь отсутствующий молодой человек в белых штанах? Он не станет королем Талига, даже сняв оные согласно гальтар-скому обычаю. Впрочем, если ему приятно считать себя оскорбленным, я никоим образом не возражаю.
Что там у вас еще? Ах да… Чарльз Давенпорт, подрядчики и меч… Судя по всему, речь идет о теньенте, которому я устроил выволочку на предмет исполнения приказа первого из убиенных мной Килеан-ур-Ломбахов… Вот где, кстати говоря, имело место преступное бездействие. Судя по всему, урок пошел молодому человеку впрок. Надеюсь, господин Давенпорт продвинется по службе дальше своего отца. Тот – хороший генерал, но маршалом станет вряд ли.
Подрядчики с гнилыми досками? Могу посоветовать повесить тех, кто эти доски покупал, это обычно помогает… И что у нас осталось? Поразивший воображение моего бывшего оруженосца меч?
Будь он в той же степени дорог королеве Бланш, она бы утащила его с собой вместе с драгоценностями, среди которых затесались и фамильные камни Людей Чести, пожертвованные на защиту тогда еще Кабитэлы… Королева решила, что камни важней дурно откованной железки, и я ее понимаю. Как бы то ни было, меч достался Ол-ларам, и они имеют на него не меньше прав, чем предки
Готфрида на марагонские изумруды, которые они, в смысле предки, выковыряли из чужой короны и вставили в свою. Господа, я удовлетворил ваше любопытство?
Господа смотрели на бледного черноволосого человека, как на выходца. Первым очнулся супрем.
– Это все?! – Вороном называли Алву, но каркнул именно Кортней. – Все, что вы можете сказать в своем последнем слове?
– В последнем? – поднял бровь Алва. – Последнее слово я скажу не сейчас и не вам.
– Герцог Алва смел, – Альдо все еще удерживал вожжи, – я бы даже сказал, слишком. Он не похож на слабоумного, значит, у его наглости есть объяснение.
– В древности подобные поступки объясняли благородством. – Лед погас, Валентин вновь был спокоен. – Я знаю, что герцог Окделл придерживается иных взглядов. Его право и его выбор. Кстати говоря, не первый.
– Я не позволю оскорблять себя на глазах Альдо! – Упавшее кресло, обнаженный клинок, и голодное солнце на потолке… – На глазах его величества… Не позволю!
– Я охотно оскорблю вас в любом удобном для вас месте.
Господа, вы будете смеяться, но при Эрнани судили исключительно виновных. Более того, все они признавали как свою вину, так и полномочия судей. Я не признал ни первого, ни второго, значит, нас рассудят гальтарские боги. Или, если угодно, демоны!
– Это кощунство! – крикнул гуэций. – Кощунство перед лицом его высокопреосвященства.
Кардинал не откликнулся. Ворон слегка повернул голову.
– Это всего лишь законы, сударь. Гальтарские законы.
Защищая тех, кого не обвиняют, вы указываете на возможного преступника…
исполняя приказ Первого маршала Талига, уведомляю вас, что господину Окделлу не грозит ничего, кроме мук совести, каковые ему также не угрожают
– Мы все рождаемся людьми, а если повезет, ими и умираем…
Если сначала Рамиро, а потом Франциск глядели на Октавию, как Ларак на капитаншу, неудивительно, что бедная женщина стала святой. У нее просто не осталось выхода.
О том, что красота требует жертв, а придворная жизнь – красоты, адуан и волкодав не задумывались. Они просто страдали.
Марсель отстегнул от пояса коричневый с ласточкой футляр, стараясь не думать об украшенном аквамаринами кинжале. Подарок Фомы отменно бы выглядел в глазнице Ракана, но для первого визита это было бы слишком невежливо, к тому же Альдо мог увернуться.
Что легче: потерять любимого или любовь?
цепные псы лишними не бывают, просто они должны знать свое место
– Не предать – не значит хоронить себя заживо.
***********************************************
Камша Вера - Сердце Зверя (Отблески Этерны - 5)
***********************************************
на крыльях зависти летают даже каплуны
– Фердинанд был добрым, – Марсель поднял бокал, – а добрый король – это страшное зло.
– Глупость наказуема, – объявил вслух Валме. – Некоторые полагают дружбу глупостью, следовательно, дружба наказуема.
читать дальшеМногоопытные дипломаты сошлись на том, что Фома, исходя из естественной тяги подобного к подобному, приставил к дураку Ракану дурака Валме.
Господа, я постараюсь быть краток и однозначен настолько, насколько сие возможно для законника.
Говорили торопясь и не очень толково, потому что военные никогда не поймут купцов, дипломатов, сановников, а если поймут, то их следует называть иначе. Не генералами и не маршалами, а проэмперадорами, регентами, королями…
Милая Катари объявила талигойцам и послам Золотых земель, что ваш покорный слуга отбыл к северным армиям. Я решил согласиться. Подобная новость расположит «гусей» к осторожности, а «павлинов» – к беспечности, что в нашем нынешнем положении нелишне. К тому же будет несправедливо, если ее величество уличат во лжи именно тогда, когда она едва не сказала правду.
– Передать корнету Окделлу, что вы заняты? – услужливо подсказал Сэц-Ариж.
– Нет… Пусть войдет, и, во имя Леворукого, не называй его корнетом!
– Простите, монсеньор, это лучшее, что можно о нем сказать.
Спасибо Кэналлийский Воронёнок иначе я ещё долго не добрался до этой серии.